Девушка с тату пониже спины - читать онлайн книгу. Автор: Эми Шумер cтр.№ 44

Я не сомневалась в том, что мы однажды выйдем замуж за братьев-близнецов и будем жить все вместе в одном доме. Казалось, нас ничто не сможет разлучить.

Наши родители встретились в синагоге и стали близкими друзьями. Тем из вас, кто не принадлежит к Избранным, скажу: синагога — очень существенная часть еврейской жизни. Мы ходили на шаббат в пятницу вечером, а дети по воскресеньям с утра отправлялись на занятия ивритом. Каждое лето моя семья гостила у Мии в их доме на озере, на севере штата. Туда было пять часов машиной, ее родители ездили в фургоне, где пахло кошками и «Фритос», — но я была не против, если мне разрешали сесть сзади и смотреть на машины, которые едут следом. Мы махали водителям, показывали им средний палец и исчезали — крутейший прикол в мире. Меня всю жизнь укачивает в машине, но я готова была потерпеть — просто чтобы увидеть, как меняются лица тех, кто просто хотел добраться из пункта А в пункт Б и вовсе не был настроен иметь дело с какими-то тупыми детишками, которые показывали пальчики, посылая всех на. Но мы ржали всю дорогу, как подорванные.

Мама Мии, Рут, чем-то походила на мою — такая же невысокая блондинка с убийственным телом. Учитывая слепое пятно, которое мешало мне видеть в маме что-то, кроме совершенства, я помню, как думала, что Рут не такая смешная и умная, как моя мама. Но она была доброй и не позволяла нам с Мией валять дурака. Когда нам было по тринадцать, она поймала нас с сигаретами и баночными коктейлями у себя на крыше (все такие на понтах) и устроила взбучку. Она была хорошей матерью, всегда заботилась обо мне, как будто я ей родная — например, наорала на меня, когда я притащила в ее дом журнал Redbook, чтобы почитать другим детям статьи про секс. Помню, прочла вслух, что мужчину возбуждает, если надеваешь его галстук — и все. Нам тогда было, наверное, лет по девять, и Рут меня отчитала, как настоящая мама. Помню, как мне было ее жалко, просто потому что она не моя мама. Вообще, мне всегда было жалко любую женщину, которая оказывалась с мамой рядом, потому что все они были не она. А мама в моих глазах была королевой.

Нехило, да? Знаю.

Отец Мии — Лу, был умным бизнесменом с лишним весом и носил огромные очки в толстой оправе. В нем не было ничего пафосного. Он обожал свою семью, и они его тоже обожали. Работал он допоздна, чтобы обеспечить им все самое лучшее. Обычная милая, ездящая в Кэтскиллз еврейская семья с Лонг-Айленда.

То самое лето, когда нам исполнилось по тринадцать, мы с Мией провели просто отлично. Мы стали подростками — и все время зависали в доме на озере. Когда наши родители ложились спать, мы оживали, тайком выбирались наружу и встречались на пляже с местными парнями, чтобы напиться и целоваться. Осенью, вернувшись в школу, мы ни на минуту не расставались. Миа была такой уверенной в себе. И сильной. Не физически, — так, стручок зеленой фасоли, — но Миа всегда знала, на какой она стороне, и мне хотелось быть на той же стороне рядом с ней. Соображала она быстро, но могла быть полной дурочкой и рохлей, и с ней мне всегда казалось, что я нужна. Я думала, что встретила родную душу. Да я и встретила.

А потом я как-то пришла из школы и увидела, что мама сгорбилась на диване. Она явно плакала, даже ревела. Глаза у нее почти не открывались, нос был красный. Мама всегда была такой собранной, предусмотрительной и счастливой, я в жизни не видела, чтобы она так плакала. Мне показалось, что у меня земля закачалась под ногами, когда она протянула ко мне руки.

— Что такое? Что случилось? — спросила я.

Она открыла рот, чтобы объяснить, в чем трагедия, но тут у нее снова полились слезы, и ей не хватило дыхания, чтобы заговорить. Общаться словами она не могла, пришлось перейти на язык жестов. Мама учит глухих, так что у нас в семье все неплохо владеют языком жестов. Медленно, трясущимися руками она показала: «Я ухожу от отца. Мы с Лу полюбили друг друга». Я показала слово «опять», потому что мне надо было, чтобы она это повторила. И она опять показала: «Я ухожу от отца. Мы с Лу полюбили друг друга».

Меня ошарашило не то, что она уходит от отца. У меня никогда и не было ощущения, что мама к нему особо привязана. Я никогда не видела, чтобы они держались за руки или целовались, к тому же она всегда относилась к нему со смутным раздражением. Папа мой был смешным и красивым, но мне все равно было трудно осознать, что моя идеальная мать так долго прожила с моим неидеальным отцом. Я считала ее Матерью Терезой — она ведь жила с мужчиной, который никогда не был ее достоин. Оглядываясь, я, конечно, понимаю, насколько нездорово для подростка так вставать на сторону одного из родителей против другого. Мой отец не был ангелом. Он тайком попивал, и я знаю, что он всякое творил у мамы за спиной (почти уверена, что в самом начале она однажды застала его со шлюхой, которая делала ему минет), но он и не притворялся совершенством.

Когда она мне сказала, что они с Лу любят друг друга, у меня не отложилось в мозгу, о ком она, потому что это казалось невероятным. Первое, что я подумала: «Смешно, папу Мии тоже зовут Лу». Но потом я сложила два и два. Передо мной пронеслись картинки обедов, поездок, наших семейных встреч в синагоге. Я всегда считала, что Лу — скучный, но, видимо, в чем-то особенный, потому что моя мама в него влюбилась. А я никогда не подвергала сомнению то, что говорила или делала мама.

Она сидела на диване, такая беспомощная и печальная. Казалось, что мама — одна в целом мире, и ей не на что надеяться. В ту секунду я решила, что я ее спасу. Я обняла ее и сказала: «Ну, давно пора. Я всегда знала, что ты для папы слишком хороша. Я счастлива, что ты кого-то полюбила». Когда мама это услышала, на меня обрушилась волна объятий, поцелуев и похвал. По-моему, никто никогда не был мне так благодарен, как мама в ту минуту. Вспоминая все это сейчас, я прихожу в ужас от того, что она дала мне выступить в этой роли. Позволить своему тринадцатилетнему ребенку стать твоей опорой, когда ты в это время в клочья разрываешь его мир, — это не очень-то по-доброму. Я только подростком стала, а она со мной обращалась как с опытным психотерапевтом. И, поскольку я всегда ее слушалась, — да что там, просто боготворила, — я подумала, что так все и должно быть. Я вообще почувствовала, что мне оказана честь.

Она перестала плакать, и я смело села рядом с ней, молча. И тогда, как меня всегда приучали, мне стало хорошо. Я поверила, что все будет НОРМАЛЬНО. Когда мы, маленькие, падали или расстраивались, она никогда не спрашивала, все ли у нас хорошо. Вместо этого она говорила: «Все у тебя нормально», — так жизнерадостно, что мы велись и верили. Так нас растили: у нас все было НОРМАЛЬНО, это не обсуждалось.

В тот вечер я легла спать с ощущением, что все НОРМАЛЬНО, хотя мне было не по себе. Среди ночи я проснулась и не смогла уснуть. У меня болела голова. Я лежала, глядя в потолок, и надеялась, что мне все это приснилось в страшном сне. Я думала о Мие и ее семье и тут услышала, как щелкнул замок двери во двор. Я отодвинула занавеску, выглянула на дорожку и увидела, что приехал папа. Шагнула к двери своей комнаты, потом задумалась. Что я ему скажу? Он знает? В виске у меня внезапно кольнуло, и я остановилась. Поморщилась, снова легла. У меня раньше никогда так не болела голова. В мою дверь тихонько, едва слышно постучали, потом послышался шепот: «Эм?»