Повестка дня - читать онлайн книгу. Автор: Эрик Вюйар cтр.№ 15

На самом деле точно мы никогда ничего не узнаем. Мы не узнаем, чей голос звучит. Фильмы того времени стали нашими воспоминаниями благодаря какому-то колдовству. Мировая война и ее преамбула представлены нам в бесконечных фильмах, где не отличить правды от выдумки. И поскольку рейх нанял множество режиссеров, монтажеров, операторов, звукооператоров, рабочих сцены, можно с уверенностью утверждать: до вступления в войну русских и американцев образ войны в кино создавал Геббельс. История разворачивается у нас перед глазами такой, какой ее видел Йозеф Геббельс. Это удивительно. Немецкие новости становятся образцом вымысла. Так, аншлюс кажется чудесным успехом. Но крики одобрения, конечно, добавили к картинке впоследствии, аудио и видео синхронизировали, как говорится. Возможно, ни одна из оваций, которые мы слышим при появлении фюрера, на самом деле не имела места.

Я пересматривал эти фильмы. Разумеется, не стоит забывать о том, что нацистских военных сгоняли со всей Австрии, оппозиционеров, евреев арестовывали тут же, поэтому толпа на экране — вычищенная толпа; но австрийцы подлинные, это не просто кинематографическая массовка. Веселые девочки со светлыми косичками, кричащая улыбающаяся пара — они действительно пришли, они действительно улыбаются, жестикулируют! Ружейные ремни натянуты, и вот — проезжает кортеж! Но ни одного выстрела не раздалось! Какая печаль!

Однако не все прошло так, как было задумано, и «лучшая армия в мире» показала, что она не более чем груда металла, пустышка. Тем не менее, несмотря на неподготовленность, на плохие материалы, на то, что жесткий дирижабль, окрещенный «Гинденбург», взорвался перед посадкой в Нью-Джерси и тридцать пять пассажиров погибли, несмотря на то что большинство генералов люфтваффе многого не знали об истребительной авиации, несмотря на то что Гитлер занялся военным командованием, не имея ни малейшего опыта в этой сфере, фильмы того времени показывают немецкую армию как беспощадную машину. В этих фильмах немецкие танки в идеально выстроенном кадре едут сквозь ликующую толпу. Кто мог вообразить, что эти мощные танки сломаются? Кажется, немецкая армия идет по дороге победы — победы, озаренной улыбками, обрамленной цветами. Светоний рассказывает, что Калигула, римский император, перенес свои легионы на север и в минуту помутнения или экстаза выстроил войско на морском берегу и приказал собирать ракушки ^[16]. Если посмотреть французские исторические фильмы, можно подумать: немецкие солдаты проводили дни, купаясь в улыбках людей.

* * *

Иногда кажется, что происходящее с нами написано в старой газете полугодичной давности; многие из нас видели такой кошмар. Так, спустя почти шесть месяцев после аншлюса, 29 сентября 1938 года, мы оказываемся в Мюнхене на знаменитой конференции. И, словно аппетиты Гитлера могут перестать расти, мы разбазариваем Чехословакию. Французские и английские делегации отправляются в Германию. Принимают их хорошо. В большом холле сверкает хрустальная люстра, и, словно колокольчики на ветру, звенит над страшилищами. Команды Даладье и Чемберлена пытаются выбить из Гитлера пикроколевые ^[17] уступки.

Историю угнетают, считают, что она даст тайм-аут нашим мучителям. Мы никогда не увидим засаленный край пожелтевшей скатерти, кофейное пятно, корешок чековой книжки. Нам покажут лишь красивую сторону событий. Однако, если хорошенько вглядеться в фотографию Чемберлена и Даладье рядом с Гитлером и Муссолини в Мюнхене прямо перед подписанием бумаг, можно заметить, что французский и английский премьер-министры не слишком горды. И все-таки они ставят свои подписи. Пройдя по улицам Мюнхена под рев немыслимой толпы, встречающей гостей нацистским приветом, премьер-министры подписывают бумаги. И на фотографии Даладье стоит в шляпе, он немного смущен, поднял ладонь в знак приветствия, а Чемберлен держит шляпу в руках и широко улыбается. Этот неутомимый ремесленник мира, как его называют в новостях тех лет, прыгает на перрон между двумя вереницами нацистских солдат.

В этот момент воодушевленный комментатор гундосит, что четыре главы государств: Даладье, Чемберлен, Муссолини и Гитлер, движимые жаждой мира, позируют для будущего. История превращает этот комментарий в смехотворный треп и дискредитирует все новости тех времен. Кажется, в Мюнхене зародилась огромная надежда. Те, кто это говорит, не понимают значения слов. Они говорят на языке рая, где все слова друг друга стоят. Чуть позже на «Радио-Париж» (шестьсот сорок восемь метров на длинных волнах) после музыкальной паузы Эдуард Даладье рассказывает о том, как все прошло. Он уверен, что мир в Европе спасен — так он говорит. На самом деле он в это не верит. «Дураки! Если бы они только знали!» — наверное, прошептал он, спускаясь с самолета, ликующей толпе. В этом нищенском бардаке, где уже готовятся худшие события, загадочное уважение лжи доминирует. Действия перечеркивают факты; и заявления наших глав государств скоро подхватит ветер весенней грозы и унесет, словно крышу из листового железа.

Чтобы увековечить присоединение Австрии, организовали референдум. Оставшихся оппозиционеров посадили. Священники с кафедр призывали голосовать за нацистов, и в церквях украшали стены свастикой. Даже бывший лидер социал-демократов призвал голосовать за нацистов. Почти никто не возражал. 99,75 % австрийцев проголосовали за присоединение к рейху. И пока двадцать четыре добрых малых, упомянутых в начале этой истории, духовенство великой немецкой промышленности, изучали дробление страны, Гитлер совершил то, что можно назвать триумфальным турне по Австрии в честь большого события. Всюду его встречали торжественно и празднично.

Однако накануне аншлюса произошло более тысячи семисот самоубийств за одну неделю. В скором времени упоминание о самоубийствах станет расцениваться как акт сопротивления. Некоторые журналисты осмелятся написать «умер неестественной смертью»; репрессии быстро заставят их замолчать. Найдутся другие формулировки, которые не повлекут за собой неприятных последствий. Так, имена покончивших с жизнью остаются неизвестными, как и их точное число. На следующий день после аннексии в «Ное Фрай Прессе» еще можно было прочесть четыре некролога: «12 марта, утром, Альма Биро, чиновница сорока лет, перерезала себе вены бритвой, прежде чем открыть газ. В ту же минуту писатель Карл Шлезингер в возрасте сорока девяти лет выстрелил себе в висок. Экономка Хелен Кунер в возрасте шестидесяти девяти лет тоже покончила с собой. Во второй половине дня должностное лицо Леопольд Бин в возрасте тридцати шести лет выбросился из окна. Причины самоубийств неизвестны». Пошлая, лицемерная приписка. Тринадцатого марта причины самоубийств были известны всем. Всем. И кстати, стоит говорить не о причинах, а об одной-единственной причине.

Альма, Карл, Леопольд и Хелен, возможно, из окна видели, как по улицам волокли арестованных евреев. Им было достаточно увидеть тех, кого навсегда заставили замолчать. Им было достаточно увидеть человека, которому на затылке прохожие нарисовали крест в виде «Т», ту самую фигуру, которую канцлер Шушниг носил на лацкане пиджака. Было достаточно услышать, угадать, вычислить, представить, прежде чем все произойдет. Было достаточно увидеть улыбки людей, чтобы узнать.