Мир без конца - читать онлайн книгу. Автор: Кен Фоллетт cтр.№ 207

— Разумеется, нет. Мой помощник лишь хочет сказать, что такими историями следует делиться, когда вы их услышите и если вы их услышите, напоминая тем самым сестрам о вечно подстерегающей опасности.

— Хорошо. — Зазвонил колокол к вечерне. Монахиня встала: — Я не могу пропустить службу. Не хочу, чтобы кто-нибудь заметил мое отсутствие и догадался, где я.

— Верно, — кивнул аббат. — Но мы согласовали наши действия.

Она кивнула:

— Никаких масок.

Видя, что ее одолевают какие-то сомнения, настоятель спросил:

— Вы ведь не думаете, что они действительно помогают?

— Нет… Нет, разумеется, нет. Как же они могут помогать?

— Именно.

— Благодарю за обед.

Сестра вышла. Вроде прошло хорошо, размышлял Годвин, но все-таки с беспокойством заметил Филемону:

— Одна Элизабет не убедит людей, что Керис ведьма.

— Согласен. Ей нужно помочь.

— Проповедь?

— Именно.

— Я скажу о чуме с соборной кафедры.

Помощник задумался.

— Небезопасно атаковать Суконщицу прямо. Она может ударить в ответ.

Аббат закивал. Если вспыхнет открытая схватка, город, пожалуй, поддержит строптивицу.

— Я не буду упоминать ее имени.

— Лучше просто посеять семена сомнения и предоставить людям делать собственные выводы.

— Я заклеймлю ересь, дьяволопоклонничество, языческие обычаи.

Вошла Петронилла. Она сильно горбилась и опиралась на две трости, но голова ее по-прежнему высоко сидела на костлявых плечах.

— Как прошло?

Именно она подзуживала сына начать борьбу с Керис и одобрила план Филемона.

— Элизабет согласилась, — ответил довольный аббат.

Он всегда с удовольствием докладывал ей хорошие новости.

— Хорошо. Я хочу поговорить с тобой еще кое о чем. — Старуха обернулась к Филемону: — Ты нам больше не понадобишься.

На секунду тот поджал губы, как ребенок, которого незаслуженно отшлепали. Он мог срезать кого угодно, но сам обижался мгновенно. Однако помощник аббата быстро взял себя в руки, сделал вид, что ему все равно, будто его даже слегка забавляет ее высокомерие, и с преувеличенной почтительностью поклонился:

— Разумеется, мадам.

Годвин спросил:

— Побудешь за меня на службе?

— Конечно.

Когда он ушел, Петронилла уселась за большой стол:

— Знаю, сама настаивала, чтобы ты поощрял таланты этого юноши, но, должна признать, сейчас у меня от него мурашки по коже.

— Он полезен, как никогда.

— На бессовестного человека нельзя положиться. Если предает других, может предать и тебя.

— Я запомню, — кивнул настоятель, хотя понимал: теперь он настолько повязан с Филемоном, что действовать без него трудно. Решив не говорить этого матери, спросил: — Хочешь вина?

Та покачала головой:

— И так еле держусь. Сядь и выслушай меня.

— Хорошо, мама.

Подсел ближе.

— Тебе нужно уехать из Кингсбриджа, пока чума не вспыхнула в полную силу.

— Не могу. Но можешь ты…

— При чем тут я? Я все равно скоро умру.

При мысли об этом Годвину стало дурно.

— Не говори так!

— А ты не будь идиотом. Мне шестьдесят лет. Посмотри на свою мать, я не могу даже стоять прямо. Пора, пора уходить. Но тебе всего сорок два, у тебя все впереди! Ты можешь стать епископом, архиепископом, кардиналом.

От ее непомерных амбиций, как всегда, закружилась голова. Неужели он действительно станет кардиналом? Или это просто материнская слепота? Как знать.

— Я не хочу, чтобы ты умер от чумы, не свершив своего предназначения.

— Мама, ты не умрешь.

— Забудь про меня! — рассердилась она.

— Сейчас нельзя уезжать из города. Нельзя допустить, чтобы Керис избрали настоятельницей.

— Пусть сестры поскорее проведут выборы. А если не выйдет, все равно уезжай, отпусти все на волю Божью.

Аббат очень боялся чумы, но то, что его планы могут не осуществиться, пугало не меньше.

— Если выберут Керис, я потеряю все!

Мать смягчилась:

— Годвин, послушай. Ты мой единственный сын. Если я тебя потеряю…

От такой резкой перемены в ее голосе монах растерялся и замолчал. Старуха продолжила:

— Во имя всех святых, уезжай куда-нибудь, где чума тебя не достанет.

Никогда еще она его не просила. Только для того, чтобы успокоить ее, аббат произнес:

— Дай мне подумать.

— Эта чума как волк в лесу. Встретив его, думать нечего, нужно бежать.

Годвин читал проповедь в субботу перед Рождеством. Дождя не было, высокие бледные облака затянули морозное небо. Чтобы разобрать соборную башню, Элфрик закрыл ее лесами из веревок и перекладин, похожими на птичье гнездо. На рыночной лужайке дрожащие от холода торговцы продавали последний товар немногим растерянным покупателям. Мерзлую траву кладбища испестрили коричневые пятна — свежие могилы, сотни могил.

Но собор был полон. К рождественской службе иней, который настоятель заметил на стенах во время службы первого часа, от тепла тысяч тел растаял. Люди в тяжелых плащах и накидках землистого цвета напоминали скот в загоне. Аббат понимал, что они пришли из-за чумы. К тысячам горожан прибавились многие сотни жителей округи — все искали у Бога защиты от болезни, уже поразившей по меньшей мере один дом на каждой улице — и в городе, и в деревнях. Годвин сочувствовал пастве. В последнее время он даже усерднее молился.

Обычно ревностные прихожане стояли только впереди. Задние же болтали с друзьями и соседями, а молодняк развлекался. Но сегодня в соборе воцарилась почти полная тишина. На священнослужителей устремились непривычно напряженные взгляды. Все старательно повторяли слова молитвы, искренне желая приобщиться благодати. Проповедник всматривался в лица и видел страх. Как и сам аббат, люди с ужасом думали, кто следующий чихнет, у кого пойдет носом кровь, кто покроется темно-красной сыпью.

Впереди справа стоял граф Уильям с женой Филиппой, двумя взрослыми сыновьями — Роландом и Ричардом — и четырнадцатилетней дочерью Одилой. Уильям правил графством подобно отцу, наводя порядок и верша справедливость твердой, порой жесткой рукой. Граф казался встревоженным: никакие, даже самые крутые меры не могли сдержать эпидемию. Филиппа одной рукой обнимала дочь, словно пытаясь защитить.

Рядом с ними мялся Ральф, лорд Тенч. Он никогда особо не умел скрывать чувства и теперь был жутко напуган. Его жена-ребенок держала на руках малыша. Настоятель недавно крестил его под именем Джеральд, в честь деда, который стоял тут же, рядом с бабкой Мод.