Тайна испанского манускрипта - читать онлайн книгу. Автор: Серж Запольский, Нина Запольская cтр.№ 19

Когда дворецкий Диллон, постучав, заглянул в комнату к гостям, он обнаружил там пьющих чай в тягостном молчании мисс Сильвию, капитана Линча и Джорджа Трелони. Мистера Чиппендейла не было, что совсем не удивило дворецкого, он скорее был поражён, что тот все последние дни, вместо того чтобы трудиться в мастерской, находился с господами… «Наверное, пошёл, наконец-то, работать», – подумал дворецкий про себя, но только подумал, внешне он был безупречен.

Он вызвал мисс Сильвию за дверь лёгким покашливанием и движением бровей, а когда та вышла, передал просьбу хозяйки.

Сильвия вернулась в комнату и сказала, что маме нездоровится, что она удалилась к себе и что за доктором уже послали. Мистер Трелони всполошился, простился с капитаном и побежал к родственнице.

Капитан встал, чтобы тоже уйти, но Сильвия умоляюще сжала на груди руки и сказала неожиданно даже для себя самой:

– Капитан Линч, я прошу вас остаться. Мне надо с вами поговорить.

****

Она прошла к окну, повернулась и встала, держась сильной рукой за подоконник и борясь с волнением.

Капитан опять поразился её лицу, его трагической красоте, на которую невыносимо больно было смотреть и, главное, поразился решительности вида девушки: чувствовалось, что с нею произошёл надлом, она будто была не в себе сейчас – с такими глазами в омут бросаются.

Сердце его опять заныло. А между тем Сильвия продолжила:

– Я попросила вас остаться, так как считаю, что лучше выяснить всё сразу. Я хочу вам сказать, что вы измучили меня. Я от вас как больная, как не в себе все эти дни.

Она замолчала и подняла на него глаза. И столько нежности прочитала она в его взгляде, что задрожала и судорожно вздохнула, да так и не смогла выдохнуть – спазм сдавил ей горло. Мучительно выговаривая слова, она прошептала:

– Скажите… Вы любите меня?

Капитан был не новичок в сердечных делах. Не одна госпожа или служанка замирала в его объятиях, когда он шептал ей на ушко о своём сердце, которое забилось учащённо при одном только появлении прелестницы. Но сейчас его сердце колотилось, как обречённое, оно готово было разорвать ему грудь, а он, между тем, не мог вымолвить ни звука.

Пауза затягивалась и становилась ужасной.

Сильвия в смятении судорожно сжимала руки. Она так пристально, с таким надрывом смотрела на капитана, что в её глазах вокруг его синей фигуры пошли жёлтые круги, словно ореол какой – ей казалось, что вот сейчас, в эту самую минуту решается страшное, словно гибнет безвозвратно сама её жизнь.

Наконец, капитан поклонился и молча вышел из комнаты.

Дверь за ним закрылась, как показалось Сильвии, навсегда.

– Боже мой! Что я наделала! – с ужасом прошептала она. – Я всё испортила!.. Я всё испортила!

Она остановилась посреди комнаты, ничего не видя перед собой.

– Но как же так? – вскричала она и тут же себя перебила. – Ах, нет! Он, наверное, просто не любит меня!.. Какая же я смешная! Как он, наверное, веселится!

Она заметалась по комнате, всё больше и больше погружаясь в бездну отчаяния.

А капитан шёл по улице, качаясь как пьяный, не разбирая дороги, и словно даже не сознавая, куда он идёт. Несколько раз от него отскакивали прохожие, несколько раз он всё же задел кого-то, потому что сзади раздались ругательства. Потянувшийся к нему, было, нищий отпрянул и смолк, встретив его взгляд – воспалённый, безумный взгляд налитых кровью глаз. Капитан быстро шёл, потом внезапно остановился, словно приходя в себя, осмотрелся по сторонам и повернул направо.

Дойдя до тёмной двери второго от перекрёстка дома, он пару раз стукнул в дверь молотком, а потом застучал вдруг много, часто, неистово. За дверью раздался испуганный голос:

– Кто там?

– Это я, Шэрон, открой, – ответил он хрипло.

Послышался лязг замка. Всё время пока открывали, капитан стоял, привалившись рукой о дверь, словно ему нестерпимо больно было держаться на ногах. Дверь отворилась. В проёме темнела фигура женщины, покрытая шалью. Он шагнул внутрь, стиснул женщину в объятиях и, задавив её вскрик поцелуем, пинком ноги закрыл за собой дверь.

Через три четверти часа капитан вышел и медленно, прибито побрёл в порт, а Шэрон осталась одна на смятой и жаркой постели. Она лежала и, отвернув голову к стене, плакала от обиды на судьбу, на прошедшую уже молодость, а ещё потому, что она безумно, безумно любила капитана Линча.

****

Вечерело, садилось солнце, и наступало то время, когда над тихим морем особенно слышно разносятся звуки.

Вот и сейчас по всей гавани со шхуны «Архистар» плыли звуки охотничьего рожка, и были они до того тоскливые, что окрестные собаки начали подвывать и поскуливать, а у разбитных портовых торговок выступили на глазах слёзы. А ведь эти дамочки известны тем, что их никогда невозможно разжалобить никакими мольбами и никаким убожеством просящего! Портовые мальчишки притихли. Все в порту поняли: капитан Линч пребывает в меланхолии и играет на своём охотничьем рожке.

Капитан очень редко и как-то всегда неожиданно начинал вдруг играть на этом, теперь почти забытом всеми, кроме музыкантов, конечно, инструменте. И в выборе капитаном этого инструмента нет ничего оригинального, дорогой читатель. На охотничьем рожке любил играть ещё король Людовик ХIII, тот самый, жене которого, королеве Анне Австрийской, так преданно служили четыре мушкетёра, воспетые самим Александром Дюма.

Английский рожок выступает в оркестре почти всегда «соло». И эта заброшенность и покинутость его в оркестре неизменно создаёт ощущение чего-то очень далёкого и забытого, чувство одиночества почти горестного. Голос рожка – задумчивый, грустный, мечтательный и достаточно возвышенный для того, чтобы обратить на себя должное внимание. И эта звучность таит в себе нечто щемящее, отдалённое, что делает рожок в оркестре предпочтительным перед другими инструментами, когда у композитора возникает необходимость растрогать, пробуждая в душе образы давно минувшего.

****

Утром капитан первым делом написал с десяток писем.

Всю ночь он твердил себе, что любовь такой чистой и юной девушки, как Сильвия Трелони – не для него, не для человека, обременённого страшной тайной. А на рассвете, чуть склонив голову на подушку, он уже проснулся и встал с совсем другими мыслями. Может, ему что-то снилось во сне, он не помнил, – голова сейчас была дурная, как после попойки, – но пришёл к мнению, что надо бороться. За свою любовь, за своё будущее! Поэтому им и были написаны эти письма знакомым с тем, что они помогли…

Тут капитан опять поморщился и растянул губы в горькой усмешке.

Не доверяя эту корреспонденцию мальчишкам, он сам отнёс письма в почтовое отделение. Встреченные им на пути знакомые матросы и прохожие как-то особенно внимательно сегодня с ним здоровались, чуть ли в глаза не заглядывая. Капитан шутил, посмеивался ответным шуткам, перекинулся пару раз какими-то сальностями с портовыми девками, свистнул в два пальца в спину пробегавшим мальчишкам, отчего те побежали ещё веселее – в общем, он был сегодня самим собой.