Пауза, чтобы дать Селене возможность кивнуть. Но она лишь слушала, озадаченно наморщив лоб. Она была определенно сбита с толку.
Конвей настойчиво продолжала, уже медленнее:
– Но в данном случае все иначе. Никакой медицинской экспертизы не будет, потому что прошел целый год, и никакого суда не будет, потому что насильник мертв. По сути, ты просто расскажешь мне, что случилось, и никаких последствий это не вызовет. Если хочешь, можешь рассказать кому-нибудь, кто профессионально помогает людям, пережившим подобное. Вот и все.
– Погодите, – недоуменно перебила Селена, – это вы сейчас обо мне? Вы что, думаете, Крис изнасиловал меня?
– А разве нет?
– Нет, конечно! О господи, нет!
Похоже на правду.
– Хорошо, – не стала спорить Конвей. – Он заставлял тебя делать что-нибудь, чего ты не хотела делать?
Всегда приходится переформулировать, заходить с другой стороны. Не представляете, сколько девчонок полагают, что изнасилованием считается, только когда незнакомый мужик приставил тебе нож к горлу; и сколько парней тоже.
– Нет, никогда, – решительно ответила Селена.
– Продолжал прикасаться к тебе, когда ты уже попросила его прекратить?
– Нет, – вновь энергично помотала она головой, – Крис никогда ничего такого себе не позволял. Никогда.
– Селена, – вздохнула Конвей, – нам известно, что Крис не был ангелом. Он причинил боль многим девушкам. Оскорблял их, изменял им, морочил им голову, а потом просто игнорировал, когда ему надоедало.
– Я знаю, – согласилась Селена. – Он мне рассказывал. Жаль, что он так поступал.
– Мы часто идеализируем умерших, особенно тех, с кем были близки. Но нельзя отрицать, что у Криса был сложный характер, он мог быть даже жесток, особенно если не получал желаемого.
– Да, я в курсе; я его не идеализирую.
– Тогда почему ты говоришь, что он никогда не причинил бы тебе боли?
– Потому что у нас все было иначе, – спокойно и терпеливо повторила Селена.
– То же самое думали все девушки. Каждая верила, что она была для Криса особенной.
– Может, так оно и было. Люди сложно устроены. Когда ты еще маленький, то не понимаешь этого, думаешь, что люди – они вот такие, но потом становишься старше и осознаешь, что все не так просто. Крис был непростым человеком. Он был одновременно жестоким и добрым. И никак не хотел это принять. Его это тревожило – в смысле, что в нем много разного намешано. Думаю, из-за этого он…
Она замолкла так надолго, что я забеспокоился, не потеряла ли она нить беседы, но Конвей терпеливо ждала. Наконец Селена продолжила:
– Из-за этого он был очень ранимым. Ему казалось, он такой хрупкий, что в любой момент может разлететься на мелкие кусочки, потому что не понимал, как удержать себя цельным. Поэтому он и затевал эти истории с девчонками и тайными телефонами: чтобы попробовать разное поведение, понять, каково это. С ними он мог быть кем хочется: или очень милым, или почти чудовищем, но это не считалось, потому что больше никто не узнал бы. Я сначала думала, что смогу показать ему, как можно соединить и удержать в себе это разное, как ощущать себя нормальным. Но не получилось.
– Хорошо. – Конвей не интересовали философские размышления, но она определенно согласилась со мной: к Селене так запросто не подкатишь. Она вернулась к телефону, провела пальцем по экрану: – Видишь? После той ночи, что на видео, ты несколько дней не отвечала Крису, а потом он прекратил попытки с тобой связаться. А вот это твои сообщения ему. Что заставило тебя передумать?
Селена отвернулась от экрана, словно ей невыносимо было туда смотреть. Произнесла, обращаясь к гаснущему свету за окном:
– Я знала, что лучше всего было бы сразу и окончательно порвать с ним. И никогда больше не встречаться. Я знала. Но… вы же видели. Видео, – едва заметный кивок на телефон. – Я не просто скучала по нему. Это действительно было чудо. То, что произошло между нами, между мной и Крисом, никогда и нигде больше не повторится, и это было прекрасно. Разрушить подобное, растоптать и выбросить – страшное зло. Это, собственно, и есть зло. Разве нет?
Мы оба промолчали.
– Мне показалось, что поступить так – значит совершить нечто чудовищное. Словно это самое ужасное, что можно совершить в жизни, – не знаю, как объяснить. В общем, я подумала, что можно сохранить хотя бы часть. Может, если мы и не будем вместе, но могли хотя бы…
Все так думают: может, если; может, мы могли бы все же; вдруг можно сохранить хотя бы крупицы драгоценных отношений. И после первой попытки, повзрослев, никто больше на это не надеется. Но ее голос, тихий и печальный, в этом вечернем свете жемчужных оттенков… На миг я снова поверил.
– Из этого, конечно, ничего не вышло, – сказала Селена. – Наверное, я знала. Во всяком случае, мне следовало знать. Но я должна была попытаться. Поэтому написала Крису пару раз. Предложила остаться друзьями. Сказала, что скучаю по нему, что не хочу его терять… В этом роде.
– Ну, не пару раз, – заметила Конвей. – Семь.
– Нет же, не так много, – нахмурилась Селена. – Два? Или три?
– Ты писала ему раз в несколько дней. Включая день, когда он погиб.
Селена покачала головой:
– Нет.
Любой на ее месте так ответил бы, любой, у кого хоть немного мозгов. Но этот недоуменный взгляд – я готов был поклясться, что она не врет.
– Все зафиксировано, черным по белому. – Тон Конвей изменился. Еще не жесткий, но уже твердый и уверенный. – Смотри: вот эсэмэска от тебя, без ответа. Еще одна от тебя, ответа нет. Следующая, нет ответа. На этот раз Крис игнорировал тебя.
Лицо Селены ожило. Она будто смотрела сериал на экране телефона, будто вся эта история вновь разворачивалась у нее на глазах.
– Тебя это, должно быть, задело, – сказала Конвей. – Да?
– Да, задело.
– То есть, выходит, Крис все-таки мог причинить тебе боль?
– Я ведь уже объяснила. В нем всякое было.
– Верно. Поэтому ты и порвала с ним? Потому что он сделал тебе больно?
– Вовсе нет. Когда он не ответил на мои сообщения, это был первый раз, когда Крис причинил мне боль.
– Ты, наверное, ужасно разозлилась.
– “Разозлилась”… – Селена обдумывала слово. – Нет, не так. Я огорчилась; мне было ужасно печально. Я не понимала, почему он так поступил, сначала не понимала. Но разозлилась… – Она покачала головой: – Нет, совсем нет.
Конвей ждала продолжения, но Селена ни слова не добавила.
– А потом? В конце концов поняла?
– Только совсем уже потом. Когда он погиб.
– Хорошо, – кивнула Конвей. – И что же ты поняла?