– Ну, будем!
Джулия делает глоток и мгновенно понимает, что ром она ненавидит так же, как виски. Невероятно, как люди вообще пришли к идее пить эту дрянь. Будем надеяться, это не означает, что она не выносит алкоголь в принципе. Джулия и так уже отказалась от многих грехов, но как раз этим собиралась насладиться.
– Отличное пойло, – говорит она, возвращая бутылку.
Финн отхлебывает и умудряется даже не скривиться.
– В любом случае лучше их пунша.
– Точно. Не то чтобы его трудно превзойти, но все же.
Пауза, выразительная, но не тягостная. Звон в ушах Джулии стихает. Над головой носятся летучие мыши, где-то в отдалении – наверное, в роще – ухает сова.
Финн ложится на траву, натянув на голову капюшон, – не хочет, чтобы в шевелюре застряло птичье дерьмо.
– Говорят, в парке бродят призраки, – начинает он.
Но Джулия не намерена испуганно прижиматься к нему.
– Да что ты? Мамочке своей расскажи.
– Серьезно, – усмехается он. – Неужели никогда не слышала?
– Слышала, конечно. Призрак монашки. Ты меня за этим позвал? Чтобы я охраняла тебя, пока будешь бухать?
– Я ее до судорог боялся раньше. Старшие нас запугали как следует, еще в первый год.
– Нас тоже. Садистки и сволочи.
Финн опять предлагает бутылку.
– Они приходили к нам в спальню перед отбоем и рассказывали страшилки. Типа если напугать как следует, кто-нибудь из малявок побоится ночью встать в сортир и обязательно напрудит в постель.
– И ты?..
– Нет! – Но смеется. – Хотя многие да, верно.
– Да ты что? И что они вам рассказывали? Что она преследует мальчиков с садовыми ножницами в руках?
– He-а. Говорили, она… – Финн испытующе смотрит на Джулию. – Ну, по их версии, она была типа шлюха.
Прозвучало подчеркнуто выразительно.
Джулия уточняет:
– Хочешь проверить, насколько меня шокирует слово “шлюха”?
Финн изумленно вскидывает брови и, кажется, шокирован сам. Она с усмешкой наблюдает за его реакцией.
– Ну… – мямлит он, – ага. Типа того.
– И на что рассчитывал – буду возмущаться или нет?
Он мотает головой и невольно начинает улыбаться.
– Не знаю.
– Есть еще идеи? Можешь попробовать слово “говно”. Или даже “трахаться”, если уж совсем невмоготу.
– Думаю, уже достаточно. Но спасибо.
Джулия решает, что хватит его дразнить. Укладывается на траву рядом с ним, откручивает крышечку бутылки.
– Мы слышали, – рассказывает она, – что эта монахиня трахалась чуть ли не с половиной священников из Колма, а потом один парень узнал про это и заложил ее отцу-настоятелю. И тот на пару с матушкой-настоятельницей удавил ее, а тело спрятали где-то в парке, никто не знает где, и она преследует учеников обеих школ, ждет, когда ее тело будет нормально захоронено. А когда кого-нибудь настигает, то думает, что это тот, кто ее заложил, и пытается его задушить, и несчастный сходит с ума. Похоже на байки, которые вам впаривали?
– Э-э, ну да. Более или менее.
– Видишь, я тебе еще и время сэкономила. Значит, я заслужила вот это. – Джулия делает глоток из бутылки. На этот раз вполне нормально на вкус. Кажется, с ромом все-таки не будет проблем.
Финн тоже тянется за бутылкой. Его пальцы касаются ее руки, нежно, ласково, скользят к запястью.
– Но-но! – Джулия решительно сует ему бутылку, не обращая внимания на странное ощущение где-то в животе.
Финн отдергивает руку.
– И почему нет? – спрашивает он, не глядя на Джулию.
– Покурить есть? – спрашивает она.
Финн приподнимается на локте, оглядывает школьный газон; где-то вдалеке раздается пронзительный визг, а следом хихиканье, но никаких признаков злобной монашки. Он выуживает из кармана сильно помятую пачку “Мальборо”. Джулия прикуривает – уверена, что выглядит опытной в этом деле – и возвращает зажигалку.
– Ну и?..
– Ничего личного, – спокойно отвечает Джулия. – Честное слово. Просто у меня никогда ничего не будет ни с одним из парней Колма. Независимо от того, что ты мог слышать. (Финн изображает равнодушие, но, судя по дернувшемуся веку, слышал он достаточно.) Именно. Так что если хочешь вернуться на дискотеку и подыскать девчонку, которая не прочь провести вечерок с тобой в обнимку, не смущайся. Обещаю не плакать.
Она действительно искренне ожидала, что он уйдет. Там, в школе, найдется по меньшей мере пара дюжин девчонок, которые готовы драться за шанс ощутить язык Финна Кэрролла у себя во рту, и большинство из них, откровенно говоря, симпатичнее Джулии. Но Финн почему-то пожимает плечами и спокойно закуривает.
– Я же тут.
– Я серьезно.
– Я знаю.
– Что ж, твои проблемы. – Джулия плюхается обратно на сырую траву, приятно холодящую затылок, выпускает облачко дыма. Ром уже действует, руки становятся гибкими и послушными. И вообще, возможно, она прежде недооценивала Финна Кэрролла.
– Итак, призрак монахини. – Финн прикладывается к бутылке. – Ты веришь в такое?
– Да. Кое во что, – соглашается Джулия. – Может, не в призрак монахини – спорим, эту историю выдумали учителя, чтобы мы не пробирались ночами в парк, – но вообще во всякую мистику. А ты?
– Не знаю. Ну, в смысле, нет, конечно, потому что нет никаких научных доказательств этой фигни, но вообще-то думаю, что я не прав. Понимаешь?
– Еще рому, – Джулия протягивает руку за бутылкой, – мне нужно выпить, чтобы въехать в такое.
– Ладно, смотри: исторически люди всегда думали, что уж они-то наконец-то всё поняли. В эпоху Возрождения они были уверены, что познали устройство Вселенной, пока не пришли следующие поколения толковых ребят и не доказали, что раньше не учитывались сотни важных вещей. И уже эти парни были убеждены, что разобрались во всем, пока не появились очередные умники, которые продемонстрировали, в чем те ошибаются.
Финн смотрит на Джулию, не смеется ли она над ним и слушает ли вообще. Она не смеется, а слушает внимательно.
– Так что очень маловероятно, чисто математически, что мы живем в ту самую эпоху, когда получены окончательные ответы на все вопросы. То есть существует приличная вероятность, что мы не можем объяснить существование призраков и прочего, потому что пока не умеем, а не потому что их нет. И с нашей стороны довольно самонадеянно думать иначе.
Финн глубоко затягивается и, прищурившись, разглядывает облачко дыма как нечто таинственное. Даже в лунном свете Джулия видит, как раскраснелись его щеки.
– Ладно, – говорит он наконец. – Это, наверное, звучит как полный бред. Можешь теперь предложить мне заткнуться.