Старый пёс - читать онлайн книгу. Автор: Александр Щеголев cтр.№ 102

Выполняя волю погибшей матери, Марик и молчал все эти годы. Помимо прочего, не хотел разрушать память о ней.

Почему сразу не заподозрил Франкенштейна? Во-первых, у Радика не было причин выдавать свою любовницу, она ведь не кочевряжилась, послушно заползала к нему в нору, ну разве что резко сократила число встреч. Во-вторых, Радик любил Лену — всегда. Как профессор Снейп любил Лили (я, кстати, в деревне прочитал эти смешные книжки). Мама рассказала об этой чёрной любви Марику, мол, в юности проворонила столь опасный нюанс. Собственно, в чувствах патологоанатома и сам Марик убедился, незаметно поприсутствовав на похоронах мамы. Радик плакал, как ребёнок, а в конце его даже увезли на «скорой». И желание мстить Франкенштейну постепенно ушло.

А потом Марик спас Шпунтика, в какой-то мере подружился с ним, дал ему работу, денег для семьи, но как-то так получалось, что в течение многих лет они не разговаривали о «банде чемпионов». Шпунтик не начинал (зачем бы ему?), Марик не спрашивал. И вот совершенно случайно, меньше года назад, Марик упомянул Франкенштейна. Шпунтик оживился, услышав знакомое имя из прошлой жизни, и стал выдавать такие вещи, от которых у Марика волосы дыбом встали. Оказалось, Франкенштейн был при банде кем-то вроде мусорщика, уничтожал трупы, но главное — Босс называл его своей… (как же оно там называется, долго не мог вспомнить Шпунтик)… а-а, музой! Франкенштейн был музой Босса. Близким бандиту человеком. При этом он единственный, кто реально знал мамину тайну. Вопрос из задачника для первого класса: кто продал маму? Да кто же кроме Радика!

Ответ правильный.

А на кладбище этот говнюк ломал комедию.

И тогда Марик со своим Искандером стали размеренно, не торопясь, с умом готовить акцию возмездия…

— Из того, что ты рассказал, знаешь, что следует? — решил я добавить. — Я думаю, Радик, собственно, из-за маминой истории и познакомился с сыном убитого Бассурманова-старшего, будущим Боссом-вторым. Специально. Ещё тогда, в далёкой юности. Стал ему ближайшим помощником в самых тайных из его грязных делишек, истинным наперсником. Не просто покрывал маньяка-психопата, а советы ему давал, инструкции, иногда сам участвовал в забавах. Студент медицинского, будущий патологоанатом, он спокойно относился и к крови, и к трупам, и к тому промежуточному процессу, когда живое становится мёртвым. Не будь рядом Франкенштейна, маньяка Пьеро бы давно поймали.

— Про то, что Бассурманов маньяк, в банде почти никто не догадывался. Шпунтик, например, не знал. Арбуз — возможно…

— Давай прекратим копаться в куче дерьма, — предложил я. — На вопросы ты ответил, картина прояснилась окончательно. Странное было дело. Мне поручили разыскать убийцу и найти пропавшую коллекцию. Коллекцию я нашёл, и теперь всё бы отдал, чтобы она не вернулась в руки наследницы. Убийца тоже — вот он, рядом со мной, везёт меня домой, а в кармане у меня его электронная карта с охуллионом денег.

— Могу ещё подкинуть, если мало, — небрежно сказал Марик.

— Это взятка?

— Это знак уважения. Папуля, ты мне что, совсем не будешь читать моралей из-за того, что я оскорбил императорский меч кусунгобу?

— Какие морали? Прихлопнуть тапком таракана… раздавить моль… убить комара… клопа — к ногтю… Что это, если не естественные действия для любого мужчины?

— Ты лучший папка в мире! — издал он свой фирменный вопль.

— Зря ты от меня прятался, малыш. Я же радикал почище твоего, просто более осторожный. А ты всё только запутал. Теперь со Сквозняковым как-то разруливать… с Иваном Ивановичем… Да и Босс, пока нас не прикончит, не угомонится.

— Ничего, прорвёмся. Я поболтал с твоим Ортисом. Знающий мужик, шарит в теме. Скажу по секрету — он самый натуральный хакер, хоть и при погонах. И у такого — допуск есть! Я с них шизею.

— Допуск к чему?

— К спутнику.

В космические выси я забираться был не готов и потому спросил про другое:

— Где ты спрятал Марину?

— А я не прятал. Она вернулась в Навозец, снимает времянку у почтальонши, пока там и живёт. Если не сбежала. Сама захотела, чего. Я не против, место хорошее, не найдут. Я ей каждый день по два-три раза звоню.

— Да и не станут уже искать. У Рефери теперь другие заботы, а у Босса — и подавно.

Доехали без приключений. Я так и не сказал Марселю, кто на самом деле предал нашу маму. Пусть Вика живёт, как может. Если он узнает когда-нибудь правду про неё, то не от меня, я не желаю брать на себя такую ответственность. А ещё, если подойти формально, получается, что он прикончил Франковского как будто ни за что. Если это и не сломает моего сына, то травмирует — точно. А он и так весь изломанный жизнью, места живого нет…

Лично я бы грохнул эту тварь только за шантаж моей жены. За ту грязь, в которую ей приходилось раз за разом окунаться.

* * *

Их выдала то ли непруха, то ли собственная глупость. Скорее, второе. Ну как можно было трогать единственное яблоко на яблоне?

Дядя Витя, сосед напротив, три года выхаживал деревце, как больную дочь. И любил, соответственно, как живую. Редкий элитный сорт «Энигма». В этом сезоне оно подарило хозяину первый и единственный плод, чем он был страшно горд и терпеливо ждал, когда яблочко созреет, чтобы наконец попробовать, какой же вкус имеют плоды его любимой «Энигмы»…

И вот эти два дебила-уголовника, утомившись наблюдать за моим участком, попросили у хозяина по пиву. Располагались они во дворе, у ограды. Выпили. Одному из собутыльников понадобилась закуска, он подошёл к яблоньке, просунул руку сквозь сетку от птиц и сорвал то самое единственное яблочко. Надкусил, изрек: «Кислятина», — и выбросил. Сосед, даром что находился под стволами, впал в истерику, схватил топор и побежал на этих придурков. Они — от него. Выбежали на улицу, тут его, дядю Витю, и подстрелили. Потом выяснилось, в ногу, жив остался, но всё равно…

Вообще, поведение соседей меня сразу насторожило.

У Глашки с Федькой было подозрительно тихо. Она вышла из дома на минуту, помахала мне рукой и сразу обратно, хотя в другое время обязательно подплыла бы, качая бедрами, к границе участка и начала кокетничать. Накатывало на неё — особенно по вечерам. И Валентина не прибежала в гости, хотя всегда являлась, когда я возвращался из поездок.

Уже всё это настроило меня на тревожный лад и включило чуйку.

Поэтому первое, что я сделал, когда въехали на участок, скомандовал:

— Обе машины — ко времянке. Сюда, сюда! Прямо по грядкам и клумбам. Здесь ставьте, углом.

Хоть какое-то укрытие.

Вот как оно бывает: «уазик» Бодало я хотел вернуть его родственникам, кто-то у него в Твери был. Он ведь в разводе, ребёнок остался… Как теперь? Начнётся заваруха — угробят машину. Такие вот несвоевременные мысли.

— Тащим сюда все бочки! — продолжал я командовать. — Мужики, давайте, давайте!