– Да. Ваша подруга с детства коллекционировала чужие секреты. Она наблюдала, подслушивала, собирала информацию.
– Но зачем? – ахнула Лариса.
И тут же вспомнила свое детство. Уроки музыки. Уроки иностранного языка. Ненавистная гимнастика, от которой болело все тело. Ей некогда было подслушивать.
– Затем, что это, наверное, казалось ей интересным. И даже прибыльным.
– Но как? Почему? – Она все еще не понимала. И задавала тупые вопросы, хотя Андрей и дергал ее за руку под столом. – И причем тут прибыль?
– При том, уважаемая Лариса Сергеевна, что ваша подруга, по моим подозрениям, промышляла шантажом. С детства.
И, откинувшись на спинку стула, Ломов довольно заулыбался.
Ему понравилась реакция супругов. Он на это и рассчитывал. Она крайне удивлена. Он крайне испуган. Этого он и добивался. Внезапности.
– И думается мне, что она не оставила своего занятия.
И тут, как фокусник, Ломов вытащил из заднего кармана нечто, упакованное в целлофановый пакетик с плотной застежкой. Помотал этим в воздухе и спросил:
– Знаете, что это такое?
– Нет, – они синхронно мотнули головами.
– Это записная книжка вашей покойной подруги. Со странными записями. Почти вся исписана, представляете! – Ломов положил ее на стол, накрыл руками. – Понадобилось время, чтобы подобрать ключ к расшифровке этих записей. Понадобилась помощь ее школьной подруги. Скорее не подруги, а соседки по комнате. Кроватки у них стояли рядом. Она полистала, нашла знакомые инициалы. Угадала даты и время событий, оставшихся в памяти. Вот благодаря ей и был подобран ключ.
Ломов не достал записную книжку из упаковки. Снова убрал ее в задний карман джинсов. Уставился на хозяев квартиры.
– Что? – первым не выдержал Андрей, нервно поводя шеей, словно ему давил воротник или галстук.
Но этого не могло быть в принципе. Рубашка была расстегнута, четыре верхние пуговицы были расстегнуты. И галстук давно болтался на ручке кухонной двери. Он его снял, как пришел.
– Что? – поддержала его Лариса, хотя оставалась абсолютно спокойной.
Почти спокойной. У нее не было секретов, за которые ей бы пришлось платить Илоне. Единственное, что напрягало, это странное поведение Андрея.
– Некоторые из этих записей показались нам странными, намекающими на некую связь с вашей семьей. Хотелось бы ясности. – Ломов лучезарно улыбнулся Андрею. – Не внесете? Ясность?
– Я?! – делано изумился он и еще крепче сжал под столом Ларисину руку. – Почему я?!
– Поясню, Андрей Васильевич. – Ломов пошлепал себя по заднему карману. – Несколько листов посвящено человеку с инициалами НВХ. Без точек и пробелов. Почти как у вас. С разницей в первой букве. У вас АВХ, а там НВХ.
– Ну! – складки на подбородке Андрея натянулись, так неестественно он вытянул шею, будто кто-то невидимый схватил его за подбородок и потянул вверх. – При чем тут я? Три странные буквы: НВХ. И вы уже готовы… Я не понимаю вообще, что здесь происходит!
Он все же взорвался. Вскочил на ноги, навис над столом. Складки шеи, подбородок набрякли, задрожали.
– Вы чего тут устраиваете, лейтенант?! Кто дал вам право обвинять кого-то, основываясь на странных записях какой-то сумасшедшей?! Это… Да это вообще может быть что угодно! Вы должны были все тщательно проверить, прежде чем…
– Мы проверили, Андрей Васильевич. Тщательно все проверили. – Ломов продолжал улыбаться, но без прежней беззаботности. – И знаете, что установили?
– Нет, не знаю! – рявкнул Андрей, продолжая нависать над Ломовым, как огромный медведь.
– То, что цифры напротив заглавных букв, это не что иное, как суммы и числа. Есть инициалы, есть дата, есть сумма. То есть ваша подруга вела своего рода бухгалтерию в этой вот книжке. – Ломов снова коснулся заднего кармана своих штанов. – Она записывала все перечисленные ей денежные средства. И это нашло свое подтверждение на ее банковских счетах. Не все, конечно, платили ей через банк. Кто-то, кто не хотел светиться, платил ей, думаю, наличными. И этих людей мы, возможно, никогда не установим. Но… Вот что касается вас, Андрей Васильевич.
Андрей медленно осел. Осел с приоткрытым ртом, из которого вырывалось странное сиплое дыхание. В этом дыхании, казалось, завяз рев раненого животного. Лариса онемела. Она плохо понимала, что происходит. Но понимала, что происходит нечто страшное. Подобное обычно делит любую жизнь на «до» и «после». «До» – это когда беззаботен и счастлив. А «после» – это когда тебя почти уже нет, ты убит, раздавлен, распластан свалившимся на тебя потрясением.
– Вы, видимо, не всегда платили Илоне Альбертовне со счета. Часть денежных средств, видимо, вы отдавали ей в конверте. Но вот то, что перечисляли ей на карту.
– Она просила в долг, я давал, – едва вымолвил Андрей.
– Угу. Допустим. Но не это кажется нам странным, Андрей Васильевич. Не то, что вы давали в долг своей подруге.
– А что? – выскочило у Ларисы.
– А то, что даты перечислений совпадают с записями в ее записной книжке. Но инициалы… Странно, но там НВХ. Почему, Андрей Васильевич? Не поясните?
Он знал ответ. Он пришел уже с готовым ответом, поняла Лариса по блеску его серых глаз. И сейчас он просто давит на психику Андрею. Он просто пытается его дестабилизировать, чтобы тот проболтался, совершил ошибку, оговорил себя.
– Так.
Лариса вдруг обрела странную силу и уверенность, поднявшись из-за стола. Так прежде бывало на совещаниях, которые она проводила, возглавив бизнес своего покойного мужа. Спорят все, спорят, валят проблемы друг на друга, переругиваются даже порой. А потом она встает. Упирается кулаками в стол. Говорит свое фирменное: «Так». И все умолкают.
Ломов тоже запнулся.
– Сейчас я попрошу вас покинуть нашу квартиру, лейтенант. И впредь попрошу вас не являться к нам без официальных документов, подтверждающих ваше право на присутствие в ней, – произнесла она, четко дозируя слова и интонацию. – Если у вас есть к моему мужу еще вопросы, вызывайте его повесткой. Все дальнейшие разговоры будут вестись в присутствии адвоката. Я понятно изъясняюсь?
– Вполне.
Криво ухмыльнувшись, Ломов полез из-за стола. Сделал пару шагов и вдруг, фальшиво улыбнувшись, шлепнул себя по лбу раскрытой ладонью. Будто только что вспомнил нечто важное, о чем забыл.
– Что такое, Валерий? – насмешливо протянула Лариса, угадав его прием.
Это было очередное давление на психику.
– Коли уж речь зашла об адвокате, Лариса Сергеевна, и вы собираетесь нанять его для своего мужа, то и о сыне не забудьте, – он делано хохотнул и пошел мимо нее в прихожую.
– А при чем тут мой сын? – Ноги у нее подкосились, и она рухнула на стул.