* * *
Барродах в замешательстве смотрел на Эсабиана, пока его не осенила ужасная догадка.
«Он думает, что это Сердце Хроноса! – Не размышляя, он отдернул руку. – И ему известно о Сердце Хроноса не больше, чем мне. В самом деле, почему бы ему не заглотить мой палец? Он ведь не колеблясь прикажет отсечь мне палец!»
К счастью, поблизости не было видно ни одного тарканца; он почти ощущал, как зазубренный жу'летт, который полагалось носить каждому гвардейцу, по приказу Аватара врезается в его плоть.
Лицо Эсабиана потемнело, морщины в углах рта углубились.
– Дай его мне!
Рука Барродаха непроизвольно дернулась вперед – сработали двадцать лет повиновения. Эсабиан схватил шар и потянул, потом начал крутить. Барродах ахнул и едва не упал на колени.
– Господин, молю вас... – Он перекосился набок, глядя на Эсабиана, который едва не вывихнул его палец. – Это не Сердце Хроноса!
Аватар пристально посмотрел на шар, потом отпустил его.
– Тогда зачем ты явился ко мне с этим?
Барродах густо покраснел:
– Оно засосало мой палец, и никто не знает, как его снять.
Он услышал сбоку хихиканье, но не осмелился повернуться, чтобы унять Таллиса взглядом, Эсабиан посмотрел мимо него.
– Возможно, ты можешь объяснить это?
Таллис выступил вперед и низко поклонился.
– Милорд, это дизонианский мастурбатор. – Эсабиан непонимающе нахмурился, и Таллис пустился в дальнейшее объяснение: – Это такое приспособление для мужского самоудовлетворения с Дизона. Оно было среди артефактов, которые мы забрали в усадьбе гностора.
Аватар фыркнул и снова повернулся к Барродаху:
– И ты не знаешь, как снять его? – Барродах поднял взгляд на его лицо, и желудок его сжался от странного огонька в глазах Эсабиана. – Я надеюсь, это не мешает тебе в исполнении своих обязанностей?
«Он все равно намерен отсечь его!»
– Нет, Господин! – взмолился он. – От него нет никакого вреда! Я надеюсь, найдется кто-нибудь, кто сможет от... – Он осекся, проговорившись. – Кто знает, как снять его. – Он покрутил немного шар, как делал всю дорогу с борта «Когтя Дьявола».
– На вашем месте я бы этого не делал.
Все разом повернулись к Омилову – тот опустил взгляд, но лицо его оставалось мрачным.
– Вы можете включить его активный режим.
– Что ты хочешь этим сказать? – взвыл Барродах.
– Если вы включите активный режим, эта штука попытается вызвать у вас оргазм. Поскольку вы по собственной неосторожности надели его на палец, а не на что-то другое, боюсь, это будет невозможно.
В серьезном тоне гностора проглядывали искорки иронии, что почему-то было еще хуже, чем открытый смех.
Краем глаза Барродах заметил, как изогнулись губы Эсабиана.
«Он забавляется этим!»
– Как бы то ни было, – продолжал Омилов, – этот прибор спроектирован так, что будет продолжать попытки до тех пор, пока не добьется успеха. – Он сделал паузу. – Право, не знаю, что случится с вашим пальцем в этом случае.
– Ты должен знать, как он снимается! – в отчаянии произнес Барродах.
– Как я уже объяснил вам во время полета, боюсь, что леди Омилов не посвятила меня в подобные детали управления механизмом.
К изумлению Барродаха, Эсабиан захихикал.
– Великолепно, гностор! Мой бедный бори будет теперь жить в страхе до тех пор, пока мы не снимем с него эту штуку, хотя я не сомневаюсь: он, как и я, прекрасно понимает, что твоя маленькая речь была чистой импровизацией.
Лицо Омилова снова сделалось абсолютно бесстрастным.
– Возможно.
Голос Эсабиана тоже посерьезнел.
– Надеюсь, ты не будешь столь же изобретательным в том, что касается Сердца Хроноса?
Омилов не ответил, только продолжал спокойно смотреть на Властелина-Мстителя.
– Ну давай же, гностор, ты же не можешь не понимать, что все равно расскажешь мне, хочешь ты этого или не хочешь.
– Верно, но верность и честь велят мне молчать, пока у меня еще есть выбор.
– Геласаар хай-Аркад стоял предо мной совсем недавно и говорил что-то очень похожее. Это мало помогло ему, как не поможет тебе. Все его сыновья мертвы, и ему самому недолго ждать Геенны.
На мгновение лицо Омилова выдало охватившую его печаль, но он быстро скрыл ее.
– Но у тебя, гностор, времени еще меньше, чем у него. – Эсабиан помолчал, вглядываясь в его лицо. – Я вижу по твоим глазам, тебе кажется, что ты еще можешь удивить нас. Боюсь, не удивишь. Среди пленных, захваченных нами на Лао Цзы, была женщина с занятным прозвищем: «Паучиха».
Барродаху показалось, что он заметил в глазах Омилова что-то... Скорбь?
– Она тоже не была прежде знакома с умовыжималкой – уникальным должарианским устройством. Её знакомство с ним убило ее, но не прежде, чем мы выжали из нее шифры. Нам известно, что ты, Себастьян Омилов, один из Невидимых.
Барродах услышал, как Таллис ахнул и отступил на шаг, глядя на гностора. Действительно пререгат? На взгляд бори, невысокая фигура гностора плохо вязалась с представлениями о самых доверенных агентах Панарха.
Эсабиан улыбнулся:
– Впрочем, твоя усвоенная аллергия на веритонин тебе ни капельки не поможет. Умовыжималка действует на совершенно иных принципах, из которых главным является боль.
Он повернулся к Барродаху:
– Передай его Эводху. Убедись, что мой медик понимает, что это лишь ради информации, не в знак оказанной чести. – Аватар повернулся к Омилову: – Прощай, гностор. Твоя бесценная честь останется неприкосновенной даже тогда, когда мы разрушим кору твоего головного мозга. Надеюсь, это послужит тебе некоторым утешением.
Барродах ухватил Омилова за руку и толкнул к дверям, а Эсабиан повернулся к Таллису:
– Капитан, твой доклад о смерти Крисарха неполон. Поскольку твои действия лишили меня трети моего палиаха, которого я ждал двадцать лет, я хочу, чтобы ты объяснился прямо сейчас, не упуская ни малейшей подробности.
Барродаху хотелось бы посмотреть на то, как мучается Таллис на допросе у Эсабиана, но еще больше ему не терпелось посмотреть на Эводха за работой. Выталкивая Омилова из галереи, он гадал, останется ли Таллис в живых.
«Пожалуй, мне стоит переговорить с моим вторым агентом на “Когте Дьявола”».
* * *
«Телварна» медленно пятилась назад, скользя над землей на гравиподушке хвостом вперед в глубь леса, в тень. Наконец Вийя опустила корабль на землю так мягко, что Грейвинг не была уверена в том, что они приземлились до тех пор, пока двигатели не смолкли.