Первый великоросс - читать онлайн книгу. Автор: Александр Кутыков cтр.№ 75

Уклис чуралась народа. Покидая дом, издали глядела на веселье и постоянные хлопоты соседнего двора. Ей было занятно и удивительно, как охотно тянется мерь к заводным русским. Ловила себя на неожиданной мысли, что будто давным-давно знакома со Стрешей, Пиром, Ижной, а Светояра видела еще девочкой во снах… Насколько эти чужие люди в своем малом числе пестрее и ярче толпы двух единокровных племен!.. Привыкала к положению, что здесь никого нет из ее родных. Оттого без вязчего погляда раскрепощалась некоей волей. Наблюдала, как русские открыто и красиво улыбаются — правда, когда злятся, то становится страшновато, но хитрющие глаза все равно тянут в глубину своего разума. «Как можно было жить без них?..»

Следующий день был похож на предыдущий. Продолжавшееся веселье нервировало Уклис. Даже и не будь она беременна, по складу своего взбалмошного характера не приняла бы участия в гулянье такого размаха. Всегда ближе сердцу своенравной, малопонятной женщине были разговоры в сторонке с кем-то наедине. С отцом ли, с подругой ли, просто со случайным собеседником — она уединенно вела пересуды о своем или о чужом, которое ее занимало и волновало. Была любопытна ко всему, но чуралась широкого круга оглядывавших ее глаз. Возможно, боялась колючих насмешек, в большинстве своем немых или и вовсе мнимых.

Но когда на русском подворье заблистало солнцем золотое украшение в шапочке хохочущей Стреши, Уклис пытливым прищуром уставилась в невысокую женскую стать, увенчанную пером, бликающим желтыми и рыжими лучиками белесого зимнего светила. Финнка хотела подойти, попросить, посмотреть, но гордость сковала сей порыв, а мозг родил завистливые мысли: «Явилась сюда — смелая, счастливая, с большим, красивым мужем… Живет, и житие свое держит крепко, с разумением… Радостная… Под защитой… На меня поглядывает… Сказать бы ей гадкое, но ведь заколет…» Не в силах дальше лицезреть чужую легкость, ворочалась в молчаливый дом. Опираясь ладонями в бедра, грузно шла по крыльцу, тянулась рукой к дверному уху.

— Погоди, подруга. Я к тебе, а ты и зрить гостею не желаешь! — Стреша, подбоченясь, говорила и переводила дыхание. Заприметила уходившую Уклис, долго до этого глазевшую на перо и, конечно, на нее. Финка с высокого крыльца мерцала прозрачными очами, усилием расслабляла подобранные губы. Удивлена была внезапному посещению русской.

— Аки птаха летаешь, — ломая язык, старательно прошептала Уклис.

— Полюбуйся на диво сие красное. Лелей, поди, и не видала?

Уклис, не склоняя головы, смотрела на золотую штучку и на Стрешу. Черный взор снизу полнился взрывной щедростью и девичьей наивностью.

— Возьми. Хошь — и поноси чуток! — Стреша поднялась на последнюю ступеньку к Уклис и протянула дорогую вещицу финке. Та, порывисто дыша, зыркнула на соседку осуждающе. Глаза были полны ненавистью — оттого, видимо, заметно косили. Уклис нервной рукой взяла перо и бросила его Стреше через плечо:

— Не надь, ха! — И вошла в дом. Стреша мигом проследовала за ней, остановила обидчицу за ворот, зашла наперед и спокойно сказала:

— Пырка полоумая, набери лучше шишек, сроби понизь. Твоему рыбьему тезеву будет верная услада!

Стреша, смеясь, вышла, подняла перо. Когда подходила к себе, глаза ее непроизвольно заслезились непониманием.

В доме громко рыдала Уклис, в стенаньях отбивала кулаки о русскую печь. И дальше в горячих раздумиях финнки возникло гнетущее желание: «Рожу — сразу пошлю за Светояром! И когда придет ко мне, скажу: вот, держи нашего с тобой ребенка! Для тебя мучилась, терпела… Пожалей меня, пожалуйста. И останься же…»

Тянулись томительные дни. Русские опять сгрудились — теперь возле бани. Пир шастал в одной мотне вокруг пояса. От его красного тела валил сырой пар.

— Зимой много лучше мыться! — объявил он. — Водицу не треба носить — можно и снежком… Ах-ах! — Кидал здоровой рукой на себя снег. — Ну-ка, бабоньки, помогите однорукому!..

К нему из баньки, изможденные жарой, вылезли Светояр, Ижна и два финна— еще осенью неразлучные дружки Юсьвы. Они поначалу никак не могли понять прелесть зимней помывки. Остерегались голышом завалиться в снег и там побарахтаться. Но потом сообразили, что сперва надо хорошенько распариться, не боясь жара, а затем нырнуть в спасительный сугроб— и само пожелается!..

Конечно, помнили и о деле. В эту зиму дружным коллективом было добыто несметное число звериных шкурок, которые готовили на продажу. В мыслях было посещение Ростова. Загадывалось также накупить многое в хозяйство: две мельницы, большие кузнечные меха настоящего ремесленного производства, пару-тройку кур с петушком… Остальное было свое: оружие, еда, одежда… Конечно, Синюшке хотелось приобрести еще что-то из оружия — мечталось пройти по рядку оружейников, оглядеть, потрогать, почувствовать смертный запал ратной снасти.

Серебро решили не трогать. Главным товаром торга сделалась пушнина.

Синюшка перебирал сухие шкурки, ерошил и выбраковывал те, с которых летели охлопки, хорошую скору складывал связками в подволоке. Выделкой занимался тоже сам: на сырую мездру ляпал кашицу из ржаной муки, после скоблил, мял… Все время думал о Ростове. Рассказывал и о других городах Протке, бывшей с мальчишкой этой зимой с ним. Временами срывался на нее упреками. Иногда день-два вовсе молчал: давила его жизнь зимой в глухом лесу. Увлеченное занятие каким-нибудь делом не спасало. Он покорно терпел, но мечтал о перемене — хоть какой, лишь бы не видеть надоевшие рожи тихо-вредных лешаков.

— Светояр, поехали навестим Ростов! Мочи моей нету боле ждать!

— Так пускай сперва летник откроется… — отвечал тот Синюшке.

— Поедем по снежку — вернемся по летнику. Чай, мы не эта сарынь! — Синюшка глядел на товарища. Он подумал, потом сказал:

— Поедем. Утешимся странствованием.

— Гостинец не долог, Ростов близко, будем там скоро! — удовлетворенно оправдывался за срыв с места зардевшийся Синюшка, считавший: пусть любой, кто желает, будет у руля, а его место на кичке, где вдыхаешь встречный ветер и время коротаешь, глядя только вперед.

Светояр продумывал уже, как сообщить о предстоящей поездке Стреше.

— Берите теперь и меня с собой! — сказала на то молодая женщина.

— Да ты што, Стрешка, куда ж? — смеясь, изумился муж. Синюшка сбоку смотрел на них, потом глянул на Протку. Та сидела за вязаньем, выводя спицами теплые штаники ребятишкам. Ягодке, своему Кону и еще кому-то, кем была беременна.

— Может, ты попросишься? — спросил у нее Синюшка.

— Нет, я не поеду никуда… — совершенно не поняв шутки, не сразу ответила мерянка.

Синюшка очень любил ее такую, потому и обнял ласково. Она взяла его за запястье, но глаз не подняла.

— Глянь мне в очи, люба! — попросил он.

Протка подняла глаза, просто и ясно посмотрела на мужа.

— Верно говорят, што ты — русская баба! — вставая и отворачиваясь, проговорил ей муж, потом обратился к Светояру: — Што-то ты, друже, не вяжешь наследием свою жинку?