Булат Окуджава. Просто знать, и с этим жить - читать онлайн книгу. Автор: Максим Гуреев cтр.№ 46

Сейчас в Ленинграде формально мало что изменилось — то же стремление найти союзника в войне с самим собой, те же безбытность, одиночество и отчаяние. Изменился разве что возраст Булата, ему было уже 38, а еще статус — член Союза писателей СССР, известный исполнитель песен на собственные стихи. Багаж, безусловно, ко многому обязывающий, но не имеющий никакого отношения к тому, что определяется термином самоидентификафия, то есть попытка идентифицировать себя в другом человеке, обнаружить и развить в себе качества, привнесенные общением, совместной жизнью или привязанностью.

Таким другим человеком для Окуджавы всегда был только он сам, и с возрастом это качество только усугублялось, потому что внутренний конфликт, обусловленный семейными перипетиями, а также нелинейным и волнообразным развитием творчества, которое то затухало, то дарило новые потрясающие открытия, лишь нарастал.

В 1964 году у Булата Шалвовича и Ольги Арцимович родился сын.

По воспоминаниям Ольги Владимировны, это счастливое событие произошло, когда Окуджава находился в творческой командировке, и решение назвать мальчика Булатом приняла она сама.

Узнав о том, что его сына зовут Булатом Булатовичем, Булат Шалвович был раздосадован, ведь Булат только один (он сам), а у его сына должны быть совсем другая судьба, другая история, другой путь и другое имя.

Булат Шалвович старше Виктора Шалвовича на 10 лет.

Игорь Булатович старше Булата Булатовича на 10 лет.

Это не более чем занимательная нумерология, когда за произвольным расположением цифр (псевдотеория чисел) видится мистическая цикличность, которая сводит обыденное бытование, рутину повседневности к ожиданию очередного цикла, к попытке (как правило, тщетной) распознать смысл этих совпадений, наполнить их неким провиденциальным содержанием. И тогда время начинает непроизвольно сжиматься, надвигая старость как опыт ожидания конца, как метафору мудрости и угасания, всеведения и безнадежности.

Жизнь видится короткой, расчисленной, но не вычерпанной по хронологии, потому как становится своего рода упражнением в умирании, упражнением, в конечном счете вымученным, но к которому привыкаешь со временем и совершенно почитаешь невыносимое за желанное.

Владимир Исаакович Соловьев вспоминал: «Мне, двадцатиоднолетнему, Окуджава казался стариком, хотя ему еще не было сорока… Он воздерживался от публичных акций, но сама его поэзия была публичной акцией — не было необходимости в дополнительных. Кое-кто упрекал его даже личным равнодушием, в политической индифферентности… Окуджава входил в возраст, и то, что Толстой назвал «коростой старческого равнодушия», наступило у Булата задолго до старости… он не опускался до мелочей, чтобы защитить главное. Иное дело — то, что он считал мелочами, для других мелочами не являлось».

Слова, эпизоды, детали, поступки, числа, буквы, взгляды, жесты — дьявол кроется в мелочах, как известно, стало быть, в словах, в эпизодах, в поступках, в числах, в буквах, во взглядах и жестах он кроется.

Смысл, который необходимо извлечь и постичь, сложить из взаимоисключающих, на первый взгляд, деталей орнамента, как бы покорить его и стать покорителем этого орнамента.

В этой связи Иосиф Бродский написал так:

В путешествии в Ленинград таким местом остановки для Булата стала комната Ольги с окном, выходившим в заросший жасмином внутренний двор. Тут стояли врытый в земли стол, за которым соседские мужики до поздней ночи «забивали козда», да крытые рубероидом сараи, в которых некоторые жильцы держали поросят и прочую живность.

Поросята визжали.

По праздникам здесь было принято угощать соседей салом и кровяной колбасой.

Конечно захаживали блатные с Бассейки — кастеты и ножи всегда были при них.

На заброшенном аэродроме стояли еще со времен войны мертвые ржавые самолеты.

Тут любили собираться и жечь костры.

Все это так напоминало промзону в Нижнем Тагиле или Арбатскую часть в Москве.

Булат, конечно, рассказывал Ольге, как они в детстве играли в пристенок с блатным по прозвищу Холера.

Показывал ладонь — так всегда делали перед началом игры — прикладывали ладони и выбирали одинаковое расстояние между пальцами, чтобы все было по-честному и тот, у кого ладонь больше, не имел бы преимущества перед своим противником во время измерения расстояния между упавшими монетами.

У Булата была маленькая узкая ладонь.

У Холеры — огромная, как лоток совковой лопаты.

Ольга брала ладонь Булата в свою, и они ехали на трамвае в центр гулять по Васильевскому острову.

Сначала он конечно влюбился в этот город — приволье Невы, строгие перспективы проспектов и линий, Медный всадник и напоминающая дредноут Петропавловская крепость, белые ночи, разумеется, а еще дух XIX века — дух благородства, аристократизма и высокого штиля.

Прогулки по Ленинграду вдохновляли:

Следует заметить, что имя Окуджавы было хорошо известно в городе на Неве еще со времен его триумфальных выступлений сначала в январе 1960-го года в Ленинградском доме кино, а затем в ноябре 1961 года в Доме работников искусств им. Станиславского (с привлечением конной милиции).