Дни прощаний | Джефф Зентнер | страница 75 | LoveRead.ec

Не знаю.

Скажет тебе, что ты меня убил?

Возможно.

Что насчет Билли? Хиро? Джимини?

Ты говоришь как доктор Мендес.

Он говорит умные вещи.

– Пора, – говорит судья Эдвардс, выходя из кабинета с пачкой бумаг в руке.

Я поднимаю миску и хочу отнести ее на кухню.

– Тергуд всегда оставлял свою миску на столе.

Я останавливаюсь, поворачиваюсь и ставлю миску обратно на стол.

– И это сводило меня с ума.

Я опять беру миску.

Он раздраженно машет рукой.

– Оставь. Пошли.

Когда мы выходим, я замечаю, как судья Эдвард оглядывается на одиноко стоящую на столе пустую миску.

* * *

У меня булькает в животе, когда мы подъезжаем к новой африканской методистской епископальной церкви. Это большое современное коричневое здание. Оно напоминает мне о похоронах Марса, и одного этого было бы достаточно и без моей недавней тошноты.

– Церковь была важной частью жизни Тергуда, – произносит судья Эдвардс, разорвав гробовую тишину, висевшую всю дорогу. – Он был в составе молодежной группы. Пел в хоре.

– Да, сэр.

Я мельком бросаю взгляд на свое отражение в боковом зеркале. Лицо цветом похоже на миску греческого йогурта. Разве что цвет по краям чуть более бледно-зеленый. Со вкусом лайма.

Мы ставим машину на парковку и входим в оживленную толпу. Я иду следом за судьей Эдвардсом. Люди тепло его приветствуют. Он не оборачивается, чтобы убедиться в том, иду ли я за ним, или чтобы меня представить. Иногда меня тоже радушно приветствуют, но, очевидно, как обычного гостя, а не судью Эдвардса. Я ловлю доброжелательные, но удивленные взгляды.

Попав в главную часовню, судья Эдвардс поворачивается ко мне со следами улыбки после разговоров со знакомыми людьми. Улыбка моментально исчезает, когда он смотрит мне в глаза, убеждаясь, что я по случайности ее не получил. Он указывает на меня и тычет пальцем на центральную скамью.

Я киваю и сажусь рядом с проходом.

– В середину, – командует судья Эдвардс.

Я подвигаюсь к середине. Скамьи вокруг меня постепенно заполняются по мере того, как служители рассаживают людей. Я осознаю, что оказался в самом центре. Справа от меня сидит пожилая женщина в фиолетовом наряде и огромной величественной фиолетовой шляпе на голове. Мужчина в безупречном блестящем костюме цвета слоновой кости сидит слева от меня вместе с женой и детьми.

Сам судья Эдвардс не присоединяется ко мне. Вместо этого он садится в красное кожаное кресло позади кафедры, скрестив ноги и положив руки на колени, с видом, которого я не узнаю.

Служба начинается с молитвы и песнопения в сопровождении музыкальной группы. Я стою на трясущихся ногах и пытаюсь петь. Я не Джесмин и даже не Марс, но понимаю, что лучше мне постараться, так как судья Эдвардс за мной наблюдает. В целом я все же предпочту пение предрассветному смертельному забегу. Я все еще раздумываю о том, почему судья Эдвардс сидит там, наверху, но, наверное, он должен где-то сидеть, и очевидно, что это место не рядом со мной. Может, он всегда там сидит, потому что он важная персона или что-то в этом роде.

Встает пастор в черном одеянии и несколько минут читает проповедь, разбавленную множеством аминь и аллилуйя от прихожан. Я потихоньку отключаюсь. Моему разуму нужен отдых. Но потом слова пастора привлекают мое внимание.

– Братья и сестры, вы слышите меня каждую неделю. Но сегодня нам оказана особая честь. Один из наших самых уважаемых братьев, судья Эдвардс, попросил поговорить с вами. Так что, если вы не против, я заканчиваю проповедь и отдаю остаток времени ему.

Множество разрозненных и нетерпеливых возгласов да и мм-хмм, издаваемых прихожанами.

Выброс адреналина заставляет меня выпрямиться. Потенциально это очень плохо. Хотя, может, он собирается прилюдно меня простить. Это будет как сцена в фильме, где он оправдывает меня, спускается вниз со слезами на глазах и обнимает меня, пока все аплодируют. И все хорошо. Это может произойти, так ведь?

Судья Эдвардс медленно и царственно приближается к кафедре. У него походка человека, привыкшего, что полные залы людей встают при его появлении. Он достает листок бумаги из внутреннего кармана пиджака и кладет его на пюпитр. Окинув взглядом присутствующих, наконец останавливается на мне.

И я не вижу в его глазах прощения.

Когда он заговаривает, я его почти не узнаю. Модуляции голоса и речь у него как у опытного проповедника.

– Братья и сестры, нас призывали поступать с другими, как поступал Иисус Христос.