Значит, о лекаре дэймосов я ему не рассказывал. Все происходило во сне. Хорошо бы определить точно — не сплю ли я сейчас.
Я поднялся, прошел в гостиную, заглянул под стол. Не обнаружил там ни яблок, ни пчел. Выдвинул ящик шкафа. Хлам, хранящийся в нем — старые тетради, альбомы, конверты, журналы остались нетронутыми и мирно пахли слежавшейся бумагой и пылью. Никто в них не рылся.
Я задвинул ногой склад макулатуры обратно. И пошел прочь из дома на улицу. Пожалуй, впервые меня тяготило надежное убежище.
В саду я запрокинул голову, глядя сквозь ветви яблонь на небо. Пчела всегда была символом трудолюбия и успеха, взаимовыгодного сотрудничества. Но укус пчелы трактовался древними сновидящими как предательство человека, которому доверяешь. Впрочем, я не видел, кто меня ужалил. В руке осталось только острие. К тому же были еще яблоки. Тоже вполне благоприятный знак. В одном из трудов прорицателей его даже трактовали как женскую грудь.
Попытка расшифровать сон показалась мне вдруг самому бредовой до смешного.
— Вполне возможно, что ты пострадаешь от собственного излишнего трудолюбия и заинтересованности в женщинах, — сообщил я ближайшему дереву.
Но развить толкование недавнего сна не удалось из-за звонка коммуникатора. Я взглянул на экран, увидел незнакомый номер и ответил:
— Слушаю.
Наверное, я произнес это излишне весело и беззаботно, потому что в трубке помолчали, а затем сказали с деликатной осторожностью:
— Мэтт, извини, что отвлекаю. Но ты единственный эпиос в этом районе…
Женский голос показался мне знакомым. Я уже слышал его. Решительный, чуть низковатый, грудной.
— Кеута?
Она рассмеялась тихо.
— Все еще хочешь увидеть меня в реальности?
— Не исключено, — улыбнулся я в ответ, вспоминая охотницу Тайгера.
— Я в доме Никоса. Помнишь такого?
— Конечно.
Парень, которого мы вытащили из нелицензионного сна. Жертва морока.
— Случилось что-нибудь?
— Пока нет.
Это «пока» мне не очень понравилось.
— Нужно мое присутствие?
— Думаю, не помешает.
Она отсоединилась, а я, воодушевленный сменой обстановки и перспективой предстоящих действий, поспешил на вызов.
Никос жил на другой стороне реки.
Его дом в череде таких же двухэтажных белых построек стоял на возвышенности, и отсюда отлично просматривался серебряный изгиб в раме ярко-зеленых тростников. Время от времени по ровной глади проносились гибкие темные силуэты на скутерах. Девчонки из местного водного клуба часто устраивали тренировки или просто катались наперегонки. Издали они напоминали водомерок, таких же черных и стремительных.
Я отвел от них взгляд и позвонил. За деревянной дверью послышались быстрые шаги.
Мне открыли. На пороге стоял мужчина средних лет. Крепкий, спортивный, в чертах его лица проскальзывало отдаленное сходство с Никосом, таким, как я его помнил во сне.
— Еще один сновидящий? — улыбнулся он, пожимая мне руку.
В его глазах, отливающих малахитовой зеленью, виднелась тревога, тщательно заполированная радушием.
— Меня зовут Мэтт, — ответил я.
— Вы из того дома, целер? — Отец моего клиента указал взглядом мне за спину.
Я оглянулся невольно.
Далекий противоположный берег, хмурый этим пасмурным днем, золотился одним-единственным пятном пожелтевших крон лиственниц. За ними — величественными стражами — надежно пряталось мое убежище, виднелась только крыша и тусклое окно второго этажа. Ровная полоса темно-серого забора, прямоугольник калитки. Мне невольно вспомнился рисунок из сегодняшнего сна: домик-тюрьма.
— Да. Из того.
Когда я снова посмотрел на мужчину, в его глазах мелькнуло нечто трудноуловимое. Любопытство или сдержанная выжидательность перед чем-то опасно-таинственным.
— Прошу, заходите, — произнес он, отступая передо мной.
В большом уютном холле стояли букеты астр в высоких вазах. Широкий коридор вел на кухню и в еще одну просторную комнату. Легкая металлическая лестница изгибалась до второго этажа.
— Мы здесь недавно, — сказал мужчина, продолжая рассматривать меня, словно какую-то диковину. — Но нам рассказали про сновидящего с того берега. Того, который был здесь до вас, целер.
— Мэтт, — поправил я его по привычке. — Просто Мэтт… и что же рассказали про этого сновидящего?
— Много разного, — уклончиво ответил хозяин дома, делая приглашающий жест в сторону кухни. — Хотите чего-нибудь выпить? Чай, кофе, может быть, вина?
Мне больше всего хотелось познакомиться с Кеутой в реале, обсудить нашу стратегию и повидать Никоса, но я видел, что его отцу нужно поговорить со мной.
— Кофе будет в самый раз.
Просторная белая кухня была укомплектована современной техникой, одна кофейная станция занимала полстены. Хромированный аппарат мигал дисплеем и деликатно гудел, пока готовился напиток…
— Странный выбор для сновидящего, — сказал хозяин дома, ставя передо мной на барную стойку белую кружку с толстыми стенками.
— Думаете, я должен все время находиться в полусонном состоянии? — улыбнулся я, садясь на высокий стул.
С моего места стало видно окно, оно выходило на поляну, присыпанную желтыми листьями с берез. Под мелким дождиком мокли турники: перекладина, брусья, лестница. Кованая скамья под полукруглым прозрачным навесом, на нем тоже яркие золотистые, резные пятна…
Отец Никоса сел напротив, также посмотрев в окно. Взял свою чашку обеими руками, я заметил на белом манжете его рубашки маленькое кофейное пятно.
— С Ником все будет хорошо, — сказал я именно то, что этот человек хотел услышать.
— Он ведь приманка? — спросил тот, не глядя на меня. — Мой сын приманка для этого… — Он звякнул блюдцем, досадуя на самого себя, что вынужден обсуждать вещи, которые не должны возникать в нормальной, обычной жизни. — Дэймоса… морока…
— Да. Ник приманка.
— Мы согласились на этот риск… Ник согласился, потому что эту тварь надо поймать, чтобы она больше никому не причинила вреда.
— Правильное решение. — Я отпил кофе. Он был крепким и очень ароматным, именно таким, как нужно. — Дело в том, что морок никогда не бросает свою жертву. Не может бросить, даже если инстинкт самосохранения требует остановиться. И мы сыграем на этой его аномалии.
— Да, нам объясняли. — Он махнул рукой в сторону двери, указывая на незримых охотников, охраняющих его сына. — Можно сказать, не всем повезло, как Нику. Он хотя бы под охраной.
Я аккуратно поставил чашку, опасаясь лишним словом или резким звуком спугнуть идею, начавшую формироваться в моей неполной картине происходящего.