Маниту - читать онлайн книгу. Автор: Грэхем Мастертон cтр.№ 22

— Доктор…

— Говорите мне просто Джек. Этот госпиталь требует очень важных форм обращения. У пациентов появляется больше доверия, если все время говорят всем: "мистер доктор". Но я не думаю, что вы нуждаетесь в такого рода доверии.

— Спасибо, Джек. Я Гарри.

— Так лучше. Рад познакомиться, Гарри.

Я потянул еще глоток бурбона.

— Послушай, Джек, — начал я еще раз. — Думал ли ты когда-нибудь, что мы собственно делаем и зачем? Карен Тэнди я знаю немного лучше чем тебя. Я иногда думаю, почему, ко всем чертям, я ношусь в Олбени и назад ради кого— то, кого я только что узнал.

Джек Хьюз улыбнулся.

— А как считаешь, не задает ли себе тот же вопрос каждый, кто помогает людям? Я сам ставлю себе этот вопрос раз по десять ежедневно. По отношению ко врачам люди считают, что это им положено. Они приходят к тебе, когда заболеют и считают, что ты великолепен, но как только они себя почувствуют лучше, то ты перестаешь их интересовать. Некоторые пациенты чувствуют к тебе благодарность. Ежегодно получаешь от них открытки на праздники. Но большая часть пациентов не узнала бы меня, пусть бы мы даже столкнулись носами на улице.

— Наверно, ты прав, — признался я.

— Знаю, что прав, — ответил Джек. — Но в этом случае речь, наверное, идет о чем-то другом. Меня он интересует и по другим причинам. По-моему, это что-то, растущее в Карен Тэнди, представляет целый клубок проблем медицины и культуры.

— Что ты этим хочешь сказать?

Джек встал и подошел, чтобы сесть на стол рядом со мной.

— Посмотри на это дело с такой стороны, — сказал он. — Восхитительной чертой американцев является та, что их всегда считали совершенно новым народом, свободным от угнетения, свободным от чувства вины. Но ведь с самой минуты поселения здесь белый человек носит встроенную в совесть бомбу с часовым механизмом. В Декларации Независимости ты найдешь даже попытку затушевать эту вину. Помнишь? Джефферсон написал о "безжалостных индейских дикарях, у которых единственным средством боя является убийство без разницы людей любого возраста, пола и положения". С самого начала индеец считался индивидуумом, которому Создатель отказал в каких бы то ни было правах. Чувство вины постепенно уничтожило чувство обладания и принадлежности к нашей собственной стране. Это же не наша земля. Это земля, которую мы нагло украли. Рассказываем шуточки о Пэтере Миньюте, покупающем Манхэттен за 24 доллара. Сегодня такого рода договор считается кражей в прямом смысле слова, обманом чистой воды. К тому же еще добавляется и дело Вундед Ни и всех иных случаев резни индейцев. Мы ничего не можем с этим сделать и, наверное, даже и не должны пытаться, но не смотря на все это, мы вс" же все виновны.

Я еще не слышал его, говорящим с таким воодушевлением. Он затянулся и стряхнул пепел со своих уже помявшихся брюк.

— Именно поэтому-то это дело так интересно. И ужасающе, — заявил он. — Если с этим шаманом все действительно так, то впервые в истории белые люди с полностью развитым чувством вины встречаются с краснокожим из первых дней нашего поселения. Сегодня мы думаем о индейцах совершенно иначе. В семнадцатом веке они были дикарями и стояли на пути нашей потребности в земле и нашей жадности. Сегодня, теперь у нас есть все, что нам нужно, и мы уже можем себе позволить и жалость и терпимость. Я вот заметил, что мы все время думаем только о том, как уничтожить этого шамана, как биться с ним. Неужели в нас нет к нему ни капли сочувствия?

Я раздавил окурок сигареты.

— Я чувствую сочувствие к Карен Тэнди.

— Да, — тут же согласился Джек. — Это само собой разумеется. Она — наша пациентка, и ее жизнь оказалась в страшной опасности. Но разве к нему ты ничего не чувствуешь?

Удивительно, но Джек Хьюз был прав. Я чувствовал что-то. Маленькая часть моего ума хотела, чтобы этот шаман выжил. Ведь если бы был какой способ сохранить жизнь и Карен Тэнди и ему, то я наверняка выбрал бы этот способ. Я боялся его, его мощь и владение магией наполняли меня страхом, но одновременно же он был чем-то вроде героя из легенды, и его уничтожение означало бы уничтожение части американской истории. Он был последним живым памятником позорного прошлого нашей страны, и убить его значило растоптать последнюю искорку того духа, который дал Соединенным Штатам такие цветастые и мистические основы. Он был представителем, последним представителем истинной магии Америки.

Именно в эту минуту зазвенел телефон. Джек снял трубку.

— Хьюз слушает.

Кто-то в трубке говорил что-то очень взволнованно. Джек наморщил лоб и кивал головой.

— Когда? Вы уверены? Пробовали ли ее открывать? Что это значит? Да или нет?

Наконец, он положил трубку на место.

— Что-то плохое? — спросил я.

— Не знаю. Дело в Карен. Мак-Ивой утверждает, что они не могут открыть дверь. Что-то творится в ее комнате, а они не могут открыть двери.

Мы выбежали из кабинета к лифту. Там уже были две санитарки со столиком на колесах, полным бутылочек и мисочек. Мы потеряли ценные секунды, прежде чем они сошли с дороги. Мы вошли, я нажал кнопку десятого этажа и лифт начал спускаться.

— К черту, что там могло случиться? — напряженно спросил я.

— Кто знает… — Джек пожал плечами.

— Надеюсь только на то, что шаман еще не может полностью располагать своей силой, — сказал я. — Потому, что если может, то можно считать, что нас уже нет.

— Не знаю, — ответил Джек. — Идем, мы уже на месте.

Двери лифта с шипением раскрылись. Мы побежали по коридору к комнате Карен. У дверей стоял доктор Мак-Ивой, два санитара и рентгенолог Селена.

— Что случилось? — закричал Джек.

— Она осталась одна всего на пару секунд, — объяснил Мак-Ивой. — Как раз менялись санитары. И когда Майкл пытался войти назад, он не мог открыть двери. Смотрите сами.

Мы заглянули внутрь через стекло двери. С удивлением я заметил, что в постели Карен Тэнди осталась лишь смятая, сбитая в угол постель.

— Там, — шепнул Джек, — В углу.

Я изогнул голову и увидел Карен, стоящую у противоположной стены. Лицо ее было ужасающе бледным, стянутые в гротескной улыбке губы приоткрывали оскаленные зубы. Она склонилась вперед под тяжестью огромного, раздутого пузыря на затылке, а ее длинная, белая госпитальная рубашка, разодранная на плечах, приоткрывала иссохшие груди и торчащие ребра.

— Господи Иисусе, — вырвалось у Джека. — Она еще и танцует.

Он не ошибался. Карен медленно переступала с ноги на ногу в том же неслышном ритме, как и недавно миссис Герц. Казалось, что она прыгает в такт музыки беззвучного барабана или молчащей флейты.

— Мы должны попасть внутрь, заявил Джек. — Она прикончит себя этим подпрыгиванием.

— Майкл, Вольф, — обратился Мак-Ивой к санитарам. — Надо выбить эти двери. Справитесь?