Я почувствовала, что запуталась, что теряю власть над происходящим. Это огорчило меня до слез, и я заплакала. Однако Васильев смотрел на меня с таким обалделым выражением, что мне стало смешно, и я принялась хохотать. И никак не могла остановиться!
– Замолчи! – закричал Васильев, хватая меня за руку. – Что за шутки ты шутишь? Да за такие шутки ты запросто к стенке можешь встать, и меня за собой потянешь!
– При чем тут вы? – задыхаясь от хохота, воскликнула я. – Да кто вы такой?!
– Я твой муж, Надя! Ты что, не помнишь, как мы поженились в Одессе?!
Я с ужасом уставилась на него:
– Нет, нет, этого не может быть, я Анастасия Романова!
– Ты сумасшедшая! – снова закричал он. – Ты моя жена!
– Погоди-ка, товарищ Васильев, – раздался вдруг хрипловатый голос, и я, обернувшись, увидела невысокого крепкого человека в непременной кожаной куртке – большевистской униформе. У него было круглое лицо, длинноватый нос и усики на верхней губе. Черный чуб выбивался из-под бескозырки с надписью «Храбрый».
– Товарищ Папанин, – пробормотал Васильев, резко отдергивая свою руку от моей и бледнея. – Но вы же в Севастополе… какими судьбами?
– Областная Чека проверяет вашу работу, – усмехнулся Папанин. – И вижу, что текущего момента вы не понимаете, разводите всякую либеральщину. Позови-ка часового, Васильев, да прикажи арестовать эту дамочку. Неужели до вас не дошло распоряжение товарища Троцкого прошерстить Крым, но отыскать женщину, которая выдает себя за Анастасию Романову? Уж не она ли это?
– Это Надежда Иванова, – слабо прошептал Васильев.
– Иванова? – хитро прищурился Папанин. – А мне сдается, у нее другая фамилия! Часовой! Ко мне!
Внезапно Васильев бросился на него, сшиб наземь и крикнул отчаянно:
– Надя! Беги!
Я растерянно смотрела на двух борющихся мужчин. Прибежал часовой с ружьем, прицелился, однако он явно не знал, что делать. Но вот Папанин вывернулся из цепких рук Васильева, придавил его горло коленом и выхватил револьвер:
– Васильев, угомонись! Пристрелю!
Но Васильев, и задыхаясь, шарил по бедру, пытаясь открыть кобуру. Папанин, с сожалением сморщившись, выстрелил в него, едва успев отвернуться, чтобы кровь и мозг не забрызгали его лицо.
Эпилог
Всей России в 1918 году было сообщено, что бывший император Николай Второй и его семья расстреляны в подвале дома Ипатьева в Екатеринбурге. Однако лишь Ленин, Троцкий и еще буквально несколько посвященных знали, что расстреляли только Николая Романова и его сына Алексея, а также нескольких слуг, хотя было сымитировано полное уничтожение всех членов царской семьи. На самом же деле женщин: Александру Федоровну, Ольгу, Татьяну, Марию и Анастасию – тайно вывезли в Пермь. Здесь распространили слухи об их уничтожении и погребении тел в болотах на территории Успенского монастыря на окраине города. Затем бывшую императрицу и великих княжон разлучили. Во имя сохранения жизни они поклялись никому и никогда не открывать своих истинных имен и не пытаться связаться друг с другом. К тому времени несчастные женщины были так измучены тяготами заключения то в одном, то в другом пермском подвале и постоянной угрозой казни, что готовы были дать какую угодно клятву, только бы обрести хотя бы подобие нормального существования и избавиться от страха смерти! Им позволили проститься, а затем, в обстановке строжайшей секретности, вывезли из России, передав представителям Германии, которые и устроили их дальнейшую судьбу. Трое из Романовых выбрали отречение от мира: сама императрица и великая княжна Татьяна нашли убежище в польских монастырях, Ольга находилась под защитой Ватикана и стала итальянской монахиней; Мария стала женой одного из бывших украинских князей и тоже поселилась в Польше.
Когда это известие было сообщено Ленину, он удовлетворенно кивнул и занялся было текущими делами, как вдруг спохватился:
– Погодите, но ведь у бывшего императора было четыре дочери! Какова же судьба младшей? Если не ошибаюсь, ее зовут Анастасией?
Ответа на этот вопрос не было ни у кого, ибо Анастасия исчезла. Что было известно?
Она находилась в Перми вместе с матерью и сестрами, потом каким-то чудом бежала, была схвачена на 37-м разъезде Пермской железной дороги, неподалеку от Камского моста, потом изнасилована красногвардейцами 21-й роты, освобождена пермскими чекистами и снова увезена в Пермь, откуда ее, после медицинского обследования и допроса, собирались вернуть в подвал к матери и сестрам… Но по пути из ЧК в этот подвал она исчезла бесследно. Охранников нашли мертвыми на улице. Вместе с Анастасией исчез красноармеец Александр Гайковский. Куда они пропали, что с ними стало – этого никто так и не узнал.
Ходили слухи, будто Анастасия появилась ненадолго в Петрограде, потом мелькнула в Москве, где ее чуть не убили, – однако дальнейший путь ее терялся во мраке. Предполагалось, что она может пробраться в Крым и искать спасения у Романовых, которые находились близ Ялты в своих имениях. Ее поджидали там, однако она так и не появилась, и Романовы были эвакуированы за границу.
Потом пришел слух из Румынии: якобы там возникла некая девушка, выдающая себя за Анастасию. Но эту особу вскоре перевезли в Берлин и запрятали в больницу, назвав фрейлейн Унбекант
[64]. Впрочем, немного времени спустя в Москву пришла секретнейшая информация о том, что автор берлинской интриги – Сергей Дмитриевич Боткин
[65], родственник покойного лейб-медика Евгения Боткина, разделившего судьбу своего венценосного пациента. Поскольку информация о фрейлейн Унбекант была получена от Глеба Боткина, двоюродного племянника Сергея Дмитриевича и соучастника самой интриги, она могла считаться вполне достоверной. Но для советского правительства главное заключалось в следующем: делать из этой «Анастасии» знамя монархистов Боткины не собираются, поскольку Сергея Дмитриевича интересуют только подходы к золоту Романовых в лондонских банках, а эта фрейлен Унбекант – хорошо подготовленная самозванка, то есть ее можно не принимать всерьез, тем более что Романовы-эмигранты встанут против нее сомкнутым строем, в чем можно было не сомневаться.
Слухи о «воскресших» детях императора возникали в разных концах России. По возможности самозванцев вылавливали и втихомолку уничтожали или отправляли в тюрьмы. Некоторых заключали в психиатрические лечебницы специального назначения. Самозванцев было так много, что в условиях неразберихи, царившей в судопроизводстве Советской России в те годы, деяния одних приписывались другим, слухи смешивались с подлинными случаями, и разобраться в этом ни тогда, ни потом не было возможности.