Мемуары младенца - читать онлайн книгу. Автор: Олег Батлук cтр.№ 26

«Графиня Ирина Румянцева родилась в Москве в семье Баскова…» – успел прочесть я.

В этом не было ничего эротического. Как не было ничего эротического в чей-то тяжелой руке, опустившейся на мое плечо. Я обернулся. За моей спиной стоял карающий трудовик.

С кипой потрепанных и местами пожеванных листов меня доставили к классной руководительнице. Звонок уже прозвенел, но трудовик, оставшийся у дверей снаружи, никого не пускал. Я сидел на стуле рядом с учительским столом, пока классная скользила взглядом по тексту. Наконец, она зарделась, и ее очки запотели. Видимо, дальше в этом рассказе все было значительно веселее графини Ирины Румянцевой, родившейся в Москве в семье Баскова.

Далее последовали три минуты, триумфально победившие в номинации «самые абсурдные три минуты в моей жизни».

«Ну, как же так, ты же пионер…» – заунывно начала классная.

«И отличник…»

«И мама у тебя беременная…» – продолжала причитать учительница.

Тут я внутренне рухнул, потому что это было правдой, и я решил, что с ребеночком теперь будет что-то не так.

«И папа у тебя радиоинженер…»

Я не понял, к чему она это сказала, но мне сразу стало страшно и за папу.

«Иди помой руки, а вечером прочитай целиком „Песню о буревестнике“», – огласила мне епитемью классная.

После той перемены я мыл руки целую неделю.

А «Песню о буревестнике» на всякий случай прочел три раза, возненавидев ее на всю жизнь.

Но это не помогло.

И, хотя ребенок родился хорошеньким и даже братиком, после того случая в школе меня невзлюбили.

Для ребят я навсегда остался тем самым отличником, на котором кончился секс.

Фильм «Маленькая Вера» вышел на советские экраны в 1988 году. Я учился в средней школе.

Учителя активно рекламировали нам это кино, так что не пойти на него было невозможно. Они говорили, что это страшная порнография. Школьники потянулись стайками. Они бы в Мавзолей так ходили, подумали учителя и приняли меры. Установили почти круглосуточное дежурство у кинотеатра.

Однажды я со своими малолетними товарищами благополучно напоролся на эту засаду. Мы уже подошли к билетным кассам, как вдруг обнаружили там нашу классную руководительницу и физрука. Последний, видимо, был придан для усиления, если детское либидо вдруг выйдет из берегов при виде афиши. Блокпост мы заметили слишком поздно.

«Батлук! – с замиранием сердца услышал я голос классной руководительницы, – и ты туда же!»

А я был отличником, гордостью школы, кандидатом в члены разных влиятельных в те годы аббревиатур.

От страха и неловкости я выбрал самую провальную версию из всех возможных. Я объяснил им, что по названию фильма подумал, будто это детское кино: Вера-то «маленькая». Лучше бы я просто промолчал, как честный самурай. Я понял это по тому, как ощетинились брежневские брови физрука.

Я вернулся домой и весь вечер прорыдал под «Спокойной ночи, малыши», оплакивая свою загубленную партийную карьеру.

А мои более стрессоустойчивые подельники в тот день предприняли еще одну попытку и проскочили-таки на последний сеанс. У преподавателей тоже была личная жизнь. Может, и не такая фееричная, как у маленькой Веры.

Вот такие решения и определяют наши судьбы. Все те, кто в итоге попал на «Маленькую Веру» в тот день, потом целовались во дворе на лавочках. В смысле, не друг с другом, а с девочками.

А я до сорока лет так и смотрел «Спокойной ночи малыши», пока однажды чудом не женился, случайно посмотрев «Пятьдесят оттенков серого»…

В середине восьмидесятых в СССР гремел сериал «Спрут».

До того, как увидеть этот сериал, я хотел быть Штирлицем.

После «Спрута» никаких сомнений у меня не осталось: я хочу быть только комиссаром Каттани.

Комиссар Каттани покорил меня тремя вещами: ему полагались иностранные тачки, неземная красота и голые женщины.

Голых женщин в то время я видел лишь однажды: в альбоме с репродукциями «Дрезденская галерея».

Аналогом комиссара в СССР был участковый милиции. Так я рассудил.

Я уселся на лавочку напротив входа в опорный пункт охраны порядка, который располагался в моем доме, и стал ждать участкового. Я рассчитывал, что он возьмет меня к себе в подмастерья, в ученики чародея. А там и до голых женщин недалеко.

Долго ждать не пришлось. Участковый вскоре появился, во всем блеске джентльменского набора комиссара Каттани: машина, красота, женщина.

Он подъехал на пукающем «Москвиче-412», жирный и лысый, с очень круглой женщиной с буклями волос, видимо, супругой.

Лицезреть его спутницу обнаженной, в одних буклях, я был не готов, даже под страхом всю оставшуюся жизнь видеть голых женщин только в альбоме «Дрезденская галерея».

И тогда я все понял: дело в климате. Такие, как Каттани, могут уродиться только в Италии, в средиземноморских широтах.

А у нас максимум – Анискин. Тот, который из «Анискин и Фантомас».

Долгие годы меня терзает один вопрос.

Что стало с Гулей из «Спокойной ночи, малыши»? Была одно время в легендарной детской передаче такая красотка модельной внешности.

Я подозреваю нехорошую историю в духе шоу-бизнеса.

Наверняка Хрюша представился Гуле продюсером, воспользовался, протащил на пару передач, а потом он с ней наигрался, и ее с телевидения выгнали. И лежит она сейчас растрепанная в нафталине где-нибудь на задворках «Мосфильма». А эта розовая свинья до сих пор на экране в славе и богатстве.

Это я Хрюшу имею в виду. Уточняю на всякий случай.

Потому что сейчас такое про многих персонажей можно сказать.

Факт моей дружбы с двумя самыми непохожими друг на друга детьми Советского Союза, Юлькой Боксером и Лешей Невидимкой, делал мою жизнь интереснее.

Нельзя сказать, что они дружили, но через мое посредничество как-то общались.

Они были несовместимы биологически фатально: Юлька – большой, основательный, земной, сильный, в то время как Леша – хрупкий, туманный, неустойчивый, летучий.

Однажды, в восьмом классе, я какое-то время наслаждался самым увлекательным реалити-шоу в своей жизни.

В течение нескольких дней почти на каждой перемене повторялось одно и то же.

К весело галдящей группе одноклассников, среди которых весело галдели, в частности, я и Юлька Боксер, мрачно подходил Леша Невидимка, трогал Юльку за рукав и говорил ему при всех буквально следующее: