– Помнится, я читал о нем в «Мировых новостях». – Эндрюс старался быть в курсе всех сплетен, чтобы тем самым заслужить благосклонность сотрудниц участка. – Что-то про отстранение от службы за взяточничество. Продажный коп этот Резник.
– Мне-то какое дело? – Фуллер, нахмурившись, захлопнул дверцу и мотнул головой в знак того, что можно ехать.
– А ведь еще до звания сержанта он получил от комиссара две благодарности за храбрость, – продолжал Эндрюс, заводя машину. – То есть когда-то был хорошим полицейским.
– Сейчас-то что с того?
Все знали, что шансы Резника на повышение близки к нулю. Звание инспектора он умудрялся каким-то чудом удерживать, но каждый раз, когда его имя упоминалось в связи с возможным повышением, кто-нибудь поднимал старую грязь, этим все и заканчивалось. Только недавно старший инспектор их управления Сондерс убедил главу отдела уголовных расследований поручить Резнику какое-нибудь задание. Потом, пусть с неохотой, инспектору дали и крохотную команду для работы по старым нераскрытым делам.
– Любой коп, имеющий хоть какое-то отношение к этому прокуренному динозавру, будет выглядеть таким же нелепым, как он. Я не намерен сдаваться без борьбы, Эндрюс, можешь не сомневаться. – Фуллер раскрыл блокнот, с которым не расставался, и воззрился на список имен, составленный на похоронах. – Резник, как настоящий идиот, все гоняется за привидениями. Нас должны интересовать живые люди.
Автомобиль набирал скорость. Фуллер развернулся в кресле и внимательным взглядом обвел очередь на парковке, выискивая в толпе Арни Фишера, но тот уже уехал. Нахмурившись, сержант забарабанил по блокноту пальцами:
– Давай-ка заедем в логово матери Роулинса, старуха там устраивает поминки. Посмотрим, кто придет отдать последнюю дань уважения этому ублюдку.
Глава 2
Долли сидела в роскошном бархатном кресле и наблюдала за тем, как Боксер осторожно наливает ей бренди. Сам он пил апельсиновый сок, несомненно из желания произвести хорошее впечатление. И чего ради она вдруг впустила в свой дом этого здоровенного тупицу? Однако, как ни странно, его присутствие немного успокаивало женщину: кажется, Боксер тоже искренне горевал по Гарри. Долли опустила руку, чтобы прикоснуться к Вулфу, который, как всегда, сидел рядом с хозяйкой. Песик поднял морду и лизнул кончики ее пальцев. Долли почувствовала себя страшно одинокой.
Боксер был никем, тем не менее он высоко ценил Гарри и считал его своим другом. Разумеется, никаким другом Гарри ему не был, просто приглядывал за Боксером и давал ему время от времени поручения, и не потому, что тот ему нравился, а чтобы можно было им манипулировать. Боксер же следовал за Гарри, как Вулф за Долли; разница была лишь в том, что Вулфу хватало мозгов распознать ответную любовь.
Они молча выпили. Боксер, так и не присевший, выглядел смущенным, как будто не мог решить, прилично ли будет опустить свое громоздкое тело на один из стульев. Долли кивнула мужчине, и тот сел, поставив уже пустой стакан себе на колено. Женщина чувствовала себя очень уставшей, у нее болела голова, она хотела, чтобы гость наконец ушел, но он все сидел. В конце концов Боксер откашлялся и оттянул ворот рубашки.
– Они охотятся за тетрадями Гарри, – выпалил он.
– Они? – Долли смотрела на собеседника, стараясь не хмуриться. Все свои мысли и чувства она держала при себе.
Боксер опять поднялся и нервно заходил по комнате.
– Долли, теперь я работаю на Фишеров… Они… они хотят заполучить тетради Гарри.
– Не понимаю, о чем ты.
– Они заплатят хорошие деньги. – Голос Боксера слегка дрогнул в попытке выдать жесткое требование за просьбу.
Видимое отсутствие интереса со стороны Долли нервировало Боксера. Женщина хорошо знала одну особенность «дружка» своего мужа: выведенный чем-либо из равновесия, верзила терял бдительность. Еще немного – и Боксер выложит ей все подробности, даже не подозревая об этом.
– За тетради Гарри, – добавил Боксер. – Про них всем известно. Гарри записывал туда имена. Долли, уж ты-то должна быть в курсе. Имена всех, с кем ему приходилось иметь дело, и даже тех, с кем Гарри только хотел поработать. Попади его тетради в лапы копов, и на улицах Лондона не останется ни единого порядочного бандита.
– Я же сказала: я не знаю…
Боксер молниеносно пересек комнату и навис над Долли круглым, как луна, лицом, тряся указательным пальцем. Женщина даже бровью не повела. Она знала: Боксер не злится, он напуган.
– Знаешь! Все ты прекрасно знаешь! Говори же, Куколка, где его чертовы тетради?
В приступе неконтролируемой ярости Долли вскочила на ноги. Боксер попятился.
– Не смей называть меня так, слышишь?! Только Гарри позволено называть меня Куколкой. И не знаю я, о каких тетрадях моего мужа идет речь! И при чем тут вообще братья Фишеры?
Боксер схватил Долли под локоть в тщетной попытке достучаться до нее:
– Гарри нет. Теперь всем заправляют братья Фишеры. Они послали меня к тебе, и если я вернусь с пустыми руками, то следующим к тебе наведается Тони. Так что не усложняй себе жизнь и расскажи мне, где хранятся тетради!
Долли отшатнулась. Ее лицо исказилось от гнева, кулаки сжались так, что ногти вонзились в кожу.
– Ради всего святого, я ведь только его похоронила! – При мысли о том, что место Гарри заняли жалкие шавки Фишеры, горе Долли на мгновение прорвалось наружу.
Боксер тут же проникся к женщине сочувствием, поскольку сам испытывал схожие чувства, и черты его лица смягчило раскаяние.
– Я зайду попозже.
– Не желаю никого видеть! Никого! Убирайся!
– Все хорошо, Долли, не волнуйся. Главное – не ходи ни к кому другому, ладно? Фишерам это не понравится. А я еще вернусь.
– УБИРАЙСЯ… СЕЙЧАС ЖЕ! – выкрикнула Долли и швырнула в Боксера бокал.
Мужчина едва успел уклониться – бокал ударился о дверь и разбился. Вскинув руки – мол, сдаюсь, – Боксер поспешно ретировался.
Как только входная дверь захлопнулась, Долли направилась к проигрывателю. Комнату наполнил густой красивый голос Кэтлин Ферриер, и ярость женщины постепенно улеглась. Долли даже начала тихонько подпевать прекрасному контральто, как вдруг вспомнила о свертке, который передал ей перед похоронами Эдди. Она высыпала содержимое сумочки на пол и, сев на колени, отыскала в ворохе вещей завернутые в бумагу ключи. Долли всей душой желала, чтобы сверток оказался посланием от Гарри. И точно: едва развернув бумагу, вдова увидела знакомый аккуратный почерк:
Банковская ячейка. На имя Г. Р. Смит. Пароль «Хангерфорд». Представься как миссис Г. Р. Смит.
Дальше шло собственно послание:
Дорогая Куколка,
помнишь, как мы вместе ходили в банк, чтобы завести там сейфовую ячейку? Теперь она твоя. Ключи от нее хранятся в моем гараже у Ливерпуль-стрит. Избавься от всего, что найдешь в этой ячейке.