– Таверна, – ответил Джекки О’Хара.
– Как там свиньи с человеческими мозгами? – спросил Билли.
– Сегодня они пьют где-то еще.
– Потому что таверна – семейный бар.
– Совершенно верно. И всегда будет.
– Послушай, Джекки…
– Как я ненавижу «послушай, Джекки». Это всегда означает, что я услышу какую-то гадость.
– Завтра мне тоже придется остаться дома.
– Насчет гадости я не ошибся.
– Не такой уж это повод для огорчений.
– По голосу ты не болен.
– У меня не простуда. Что-то с желудком.
– Приложи телефон к животу, дай мне послушать.
– Теперь ты еще и злишься.
– Это не дело, когда хозяин сам должен разливать пиво.
– Народу так много, что Стив не справляется?
– Стива здесь нет, только я.
Пальцы Билли сжались на мобильнике.
– Когда я проезжал мимо таверны, его автомобиль стоял на стоянке.
– Сегодня у Стива выходной, помнишь?
Билли, конечно же, об этом забыл.
– Поскольку я не смог найти тебе замену, Стив поработал с трех до девяти, чтобы дать мне передохнуть. А чего это ты разъезжаешь на автомобиле, если ты болен?
– Ездил к врачу. Стив смог поработать только шесть часов?
– У него были дела до и после.
Понятное дело, убить рыжеволосую – до, прибить руку Билли к полу – после.
– И что сказал врач? – спросил Джекки.
– Это вирус.
– Они всегда так говорят, если не могут определить, чем человек болен.
– Нет, я действительно думаю, что это вирусное заболевание, которое пройдет через сорок восемь часов.
– Как будто вирус умеет отсчитывать время, – хмыкнул Джекки. – Когда ты придешь к ним с третьим глазом во лбу, они тоже скажут, что это вирус.
– Извини, что так вышло, Джекки.
– Я переживу. В конце концов, это всего лишь таверна. Не война.
А вот Билли Уайлсу, когда он отключил связь, казалось, что он как раз на войне.
В кухне на столике лежали бумажник Лэнни Олсена, ключи от автомобиля, мелочь, сотовый телефон и табельный пистолет калибра 9 мм, на том самом месте, где Билли видел их и вчера.
Он взял бумажник. Уходя, он собирался забрать и мобильник, и пистолет, и кобуру «Уилсон комбат».
В хлебнице нашел половинку батона в пластиковом пакете с герметизирующей полоской.
Выйдя на заднее крыльцо, выбросил хлеб на лужайку, чтобы утром птицы хорошо позавтракали.
Вернувшись в дом, положил в пластиковый мешок посудное полотенце.
В кабинете стоял оружейный шкаф со стеклянными дверцами. В ящиках под ними Лэнни держал коробки с патронами, четырехдюймовые аэрозольные баллончики с «мейсом»
[43] и запасной служебный пояс с различными кармашками, баллончиком с «мейсом», «тазером»
[44], наручниками, дубинкой и кобурой.
Билли снял с пояса запасную обойму, а также наручники, баллончик «мейса» и «тазер». Положил их в пакет из-под хлеба.
Глава 56
Какие-то шустрые летающие существа, возможно летучие мыши, которые охотились за мотыльками в первый час четверга, низко пролетели над двором, мимо Билли, и поднялись в вышину. Когда он повернулся на звук, то увидел крохотный серпик нарождающейся луны.
И хотя, скорее всего, этот серпик появился раньше, начав свой путь на запад, до этого момента Билли его не замечал. Удивляться этому не приходилось. После наступления темноты у него не было времени смотреть на небо, все его внимание занимали сугубо наземные проблемы.
Ральфа Коттла, с закоченевшими под неудобными углами конечностями, Билли завернул в одеяло, потому что пленки под рукой не нашлось. Завязал он одеяло галстуками Лэнни, и тащить этот куль через поднимающийся в гору двор было ой как нелегко.
Коттл говорил, что не может быть чьим-то героем. И конечно же, умер он смертью труса.
Он хотел и дальше влачить свое жалкое существование («А что еще делать?»), поскольку просто не мог представить себе чего-то лучшего, а потому ни к чему и не стремился.
В тот момент, когда лезвие вошло ему между ребрами и остановило сердце, он, должно быть, осознал, что если от жизни и можно уйти, то от смерти – нет.
Билли где-то сочувствовал этому человеку, отчаяние которого было даже более глубоким, чем у него, а эмоциональных ресурсов явно не хватало.
И поэтому, когда кусты начали рвать мягкое одеяло, цепляясь за него, и тащить тело стало тяжелее, он взвалил его себе на плечо, без отвращения и не жалуясь на судьбу. Согнулся под ношей, но на ногах устоял.
За несколько минут до этого он уже прогулялся к лавовой трубе налегке, снял крышку, и теперь черная дыра ждала очередную добычу.
Завернутое в одеяло тело полетело вниз. Стукнулось о стенку, отскочило, полетело дальше, в черную тьму.
Когда идущие снизу звуки затихли, предполагая, что скептик нашел покой вместе с хорошим сыном и неизвестной женщиной, Билли поставил крышку на место, убедился, что отверстия в ней совпали с гнездами в раме, и еще раз завернул винты.
Он надеялся более не видеть этого места. Но подозревал, однако, что ему не останется иного выхода, кроме как вернуться сюда.
Отъезжая от дома Олсена, он не знал, куда едет. Билли прекрасно понимал, что ему предстоит неминуемая встреча со Стивом Зиллисом, но не сразу, не тотчас. Сначала ему требовалось подготовиться к ней.
В другую эпоху мужчины в преддверье битвы шли в церковь, чтобы подготовить себя духовно, интеллектуально, эмоционально. Шли к благовониям, к свету свечей, к гуманизму, которому учились у Спасителя.
В те дни каждая церковь была открыта днем и ночью, предлагая войти в нее всем и каждому.
Времена изменились. Нынче некоторые церкви могли оставаться открытыми круглосуточно, но в основном работали в определенные часы, и двери в них закрывались задолго до полуночи.
В одних церквях шли на это из-за высокой стоимости отопления и электричества. Там главенствовал бюджет, а не стремление помочь страждущему.