Маруся отравилась. Секс и смерть в 1920-е - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Быков cтр.№ 156

Нелегко надеть поварскую корону и со смешной суровостью царствовать в горячих владениях плиты, управлять разливной ложкой, держа ее в зажатой ладони, как держат жезл. Как первое, так и второе требует известного достоинства, хотя различной сноровки. Но еще труднее было нашим друзьям -

будущим строителям государства — не только короновать себя поварским колпаком, но взять полностью на себя домашние заботы, — не только варить обед, но и стирать белье. Первым откликнулся на идею Дороша, предложившего перейти на полное самообслуживание, Скорик. Друзья посвятили этому вопросу специальное обсуждение.

Дорош так аргументировал свою мысль:

— Пока среди нас не было женщины, мы делились заботами друг о друге, не понижая товарищеской нормы, установленной общежитием. В сущности, эта норма не выше нормы обыкновенных студенческих комнат, в которых живут по три и пять человек, сохраняющих основной принцип взаиможизни — дежурства. Мы открыли переплетную, и размах нашей взаимопомощи стал шире. Мастерская бездействовала в течение лета, теперь мы вновь ее пустили в ход. Что же мешает нам, хозяевам своего кармана и труда, перейти на полное самообслуживание и повысить темп кухни? Мы сбережем себе много времени, которое так бессердечно тратится в обеденных очередях студенческой столовой. И так же, как Молодецкий научил нас переплетному мастерству, так же нашего нового члена Лизу мы попросим служить нам учителем в течение некоторого времени, пока не усвоим поваренного букваря настолько, чтобы не огорчать друг друга пригорелой кашей или щами, от которых пахнет дымом и вчерашним днем. Не так уж это трудно — в лице Скорика и особенно Бокитько Лиза встретит опытных людей. Фронтовики, я думаю, также кое-чему научены и не полезут голой рукой на горячую сковородку. Бортов, правда, не нюхал, чем пахнет печь, но, думаю, — он настолько даровит, чтобы завязать кошке хвост и не ударить лицом в тесто. Он не сомневается в том, что станет хорошим адвокатом, я же, ни в коем случае не осмеливаясь поколебать его добрые надежды, уверен, что поваром он, наверное, будет хорошим. На Леньку я вообще смотрю бодро. Этому мальцу мы скоро выдадим удостоверение зрелости и не только получим удовольствие, видя его на рабфаке или фабзавуче, но и кушая изготовленные им блюда, к чему он уже имеет домашний опыт, как и его старший братец. Давайте же замкнемся в полном и окончательном слиянии, соблюдая более строго круговую поруку. Дело в том, что с появлением среди нас женщины мы должны повысить норму четкости в соблюдении обязанностей.

Для приятелей ничего нового не было в речи Дороша, за исключением разве Синевского, в первый раз присутствовавшего на публичном собеседовании друзей. Он по-своему расценил речь Дороша, выдавая чувство скользкой улыбкой. Скорик же поддержал Дороша.

— Фронтовики, слышите, фронтовики, знающие, почем фунт пороху, займутся стряпней! — воскликнул Скорик в кругу сплотившихся приятелей. — Один среди нас за боевые заслуги даже награжден орденом, а ну-ка пускай покажет свою храбрость с печным горшком. На фронте нужна хорошая сабля, вокруг же печного горшка требуется выдержка и гибкость в отчаянных мелочах, на этих мелочах нам нужно подучиться диалектике, что касается Лизы, то, конечно, она равноправнейший товарищ. Шут дери вас, Лизанька станет первой по-настоящему эмансипированной женщиной. Мы ворвемся в ее насиженный рай, не она, а мы ей сварим обед на славу.

Молодецкий, как и Скорик, живо откликнулся на предложение Дороша и произвел при этом свойственный ему шум.

— Есть контакт! — загремел он. — Лиза, скидай чулки — сейчас стирать буду. Я тебя обслуживать буду по всем правилам механики. Хочешь, голову тебе вымою и такую эмансипацию разведу в мыльной воде, что эмансипатор Скорик от зависти подавится.

После легкой перепалки Скорика и Молодецкого очень осторожно, как всегда, предложил свое мнение Бортов — он также за полное самообслуживание и кухню, хотя, принимая во внимание, нельзя не заключить…

Бокитько, уже пришедший в себя после тяжелого случая на погрузке, но продолжавший волочить ноги и — что больше всего огорчало Дороша — нестерпимо кашлять, встретил предложение раздражительным и непонятным криком:

— Куда, куда вы собираетесь? Стать кухарками, чтобы потом управлять государством? Нужно раньше научиться управлять государством, потом кухней. Я тоже хочу быть кухаркой — это легче, чем управлять государством. Я буду кухаркой. Но только не рассчитывайте, что я стану день изо дня кормить вас. И Леньку я также не дам вам для эксплуатации. Он не казачок. Каждый заставлял его чайник носить. Пускай уезжает в деревню. К черту, к черту, к черту!

К раздражительности Бокитько приятели стали привыкать, и поэтому выкрик, которым он разразился после слов Дороша, никого не удивил, за исключением разве самого Бокитько, внезапно устыдившегося и вылетевшего из комнаты. Дорош покачал головой и обратился к молчавшей Лизе. Она очень оживилась и быстро-быстро заговорила, как будто того только и ждала, чтобы спросили ее главного мнения.

— Милые товарищи, я очень буду рада, я готова вам услужить. Не услужить, а быть полезной. Я давно убедилась, я знаю, что у вас очень, очень серьезные и товарищеские намерения относительно меня. Рыжий шутит, но он веселый шутник, и я не сержусь на него. Я ни на кого из вас не сержусь, наоборот, наоборот. Я бы даже плохо себя чувствовала среди вас, если бы не могла стать вам полезной. Непременно, непременно!

На этом друзья закончили обсуждение.

Был приглашен печник, осмотревший плиту и приведший ее в полный порядок. Он увеличил ее емкость и сделал котел, ранее валявшийся в углу кухни и служивший для разводки клея. Благодаря котлу друзья получили запас кипяченой и горячей воды, необходимой для импровизированных ванн, мойки головы, посуды. Острая нужда в примусе, требующем кропотливого внимания, ослабла.

Когда печник для пробы уже замазанного и наполненного водой котла раздул в плите огонь, друзья, не исключая Бокитько и Синевского, в торжественном молчании окружили котел и ждали первую музыку кипятка. Как только вода закипела, друзья обнажили головы и при дружном хохоте выслушали вдохновенный дифирамб Скорика, обращенный к пару, который — вот оно — в век электричества все еще не сдает своих позиций. Бортов продолжил его блестящей филиппикой, направленной против примусов, и при молчаливом потворстве Дороша закончил ее безобидной метафорой: «На этом легком паре котла мы доедем в нашем ковчеге до золотых дней».

Благодаря котлу сделалась возможной стирка. Скорика с Лизой командировали для покупки стиралища и прочих принадлежностей этого доброго занятия. Ими была приобретена лохань, пожалуй, не удовлетворившая Лизу. Лохань казалась слишком глубокой для стирки и напоминала своими высокими и продолговатыми бортами двуместный баркас. Большой хитрец Скорик настаивал на покупке именно этой лохани, имея в виду использовать ее в качестве ванны.

— Но ведь это корыто, — пробовала спорить Лиза.

— Корыта с железными обручами не бывают, — возразил ей Скорик, — назовем эту посуду ванной. Немножечко воображения, Лиза.

Ванна — или лохань, или корыто, или, по-нашему определению, баркас — была куплена. Затем они закупили тарелки, ложки, стаканы и много такого, чего Скорик не видел даже среди препаратов химической лаборатории, например, ложку с сеткой и ложку в дырочках. Когда все главное было приобретено, назначили первый обед в дежурство Скорика.