Антропологи, в круг интересов которых входит самый широкий спектр сообществ (от жителей городов до охотников-собирателей), свидетельствуют, что две трети наших ежедневных разговоров – это сплетни, причем большая их часть имеет явно осуждающую окраску. Как мы уже упоминали, все эти толки (с целью пристыдить) являются оружием слабых против сильных. Сплетни – инструмент дешевый и эффективный, он становится еще дешевле и эффективнее в эпоху «алого» интернета.
С бесчинствами корпораций тоже можно бороться, «оконфуживая» их
{803}. Странным образом американская правовая система во многом воспринимает корпорацию как индивида, причем такого, у которого отсутствует совесть и который сосредоточен исключительно на прибыли, – т. е. как психопата. Главы корпораций время от времени предстают перед судом, если их корпорацией было нарушено законодательство; но их не притянешь к ответу, когда деятельность корпорации вполне легальна, но тем не менее аморальна: совершенное находится за рамками официальных обвинений. Джекет подчеркивает действенность кампаний опозоривания подобных той, что заставила Nike пересмотреть жуткие условия труда наемных рабочих в своих заморских филиалах или принудила корпорацию Kimberly-Clark прекратить вырубку девственных лесов, шедших на производство ее бумажной продукции.
Джекет говорит о положительных результатах общественного порицания, но отмечает опасность современных форм глумления: варварских нападок на людей по интернету и огромных расстояний, на которые можно переслать ядовитые выпады. Мы живем в мире, где анонимная ненависть к грешнику кажется важнее, чем порицание самого греха.
На сцену вступают дураки: Практическое приложение открытий науки о нравственности
Как результаты всех этих исследований будут способствовать проявлению лучшего в нас и сглаживать дурные порывы?
Кто из мертвых белых мужчин был прав?
Давайте начнем с вопроса, который стоит на повестке дня любых дебатов уже тысячелетия, а именно: «Какая нравственная философия самая оптимальная?»
Люди, размышлявшие над этим вопросом, сгруппировали разные подходы в три широкие категории. Рассмотрим такую ситуацию: вот лежат деньги, они не ваши, но никто за вами не следит – почему бы их не взять?
Этика добродетели, с ее акцентом на действующее лицо, ответит: потому что ты выше этого, лучше, потому что тебе потом с этим жить и т. д.
Деонтология, с ее акцентом на действие, говорит: потому что красть нельзя, это против правил.
Консеквенциализм с его акцентом на результат предлагает подумать: а если все станут так поступать, как себя почувствуют люди, у которых украли деньги?
Этика добродетели в наши дни отошла на второй план, уступив первенство двум другим подходам; добродетель часто представляется старомодным ворчанием на тему опасности погубить свою душу. Однако, как мы скоро увидим, этика добродетели окольными путями пробирается обратно на сцену и становится достаточно значимой.
Сравнивая позиции консеквенциализма и деонтологии, мы возвращаемся к уже знакомым нам дебатам – оправдывает ли цель средства. Приверженцы деонтологии возразят: «Нет, у нас нет никакого права считать людей пешками». А консеквенциалисты ответят утвердительно: «Да, ради правильного результата». Консеквенциализм проповедуют в нескольких формах и с разной степенью серьезности, в зависимости от философской школы. Например: да, цель оправдывает средства, если целью является достижение высшего удовольствия (гедонизм) или если цель – приумножение общего уровня благосостояния (государственный консеквенциализм). Для большинства же принцип результативности выглядит подобно классическому утилитаризму: людей можно использовать как средство для поднятия всеобщего уровня счастья.
Когда сторонники того и другого подхода решают дилемму вагонетки, у деонтологов работают вмПФК, миндалина и островок, отвечающие за моральную интуицию, а у консеквенциалистов возбуждается длПФК и включаются моральные рассуждения. Почему наши бессознательные, интуитивные моральные суждения чаще бывают неутилитарными, непрагматичными? Потому что, как писал Грин в своей книге, «наш моральный мозг развивался, чтобы способствовать распространению генов, а не увеличивать количество радости в мире».
Вагонеткологические исследования отразили пестроту наших моральных убеждений. Примерно 30 % испытуемых придерживались взглядов деонтологии, отказываясь как нажимать на рычаг, так и толкать человека, даже учитывая, что могут погибнуть пятеро. Еще 30 % всегда оказывались прагматиками, соглашаясь и нажимать, и толкать. А для всех остальных значение имел контекст. Осознание факта, что так много респондентов не попало в ограниченно-определенную категорию, заставило Грина задуматься о модели «дуального процесса». Согласно этой модели нам присуща некая смесь подходов при оценивании целей и средств. Какой нравственной философии вы придерживаетесь? Если вред человеку, который играет роль «средства», нанесен не нарочно или если намерение причинить вред неявно и вообще является побочным эффектом, я становлюсь прагматиком-консеквенциалистом; а когда намеренность действия вот прямо тут, у меня под носом, – то я деонтолог.
Разные сюжеты с вагонетками выявили характерные обстоятельства, в которых мы выбираем тот или иной подход. И в каком случае результат лучше?
Читатель, держащий в руках эту книгу (т. е. такой читатель, который и читает, и думает, что само по себе достойно самоуважения) и осмысливающий данную дуалистичность в спокойной обстановке, решит, что начать стоит с утилитарного подхода, с радения за коллективное благо. Акцент делается на равенстве, причем не на той его разновидности, когда «всем поровну», а на равной степени чуткости к каждому. Особое внимание уделяется беспристрастности: если кто-то считает, что предложенное решение нравственно справедливо, то ему должно быть все равно, в какой роли оказаться.
Утилитаризм легко раскритиковать с позиций практических: трудно найти хоть что-то общее в индивидуальных интерпретациях блага; упор на результат, а не на средства, требует мастерства в предсказании этого самого результата. Учитывая же ориентацию нашего мозга на приверженность Своим, непредвзятость тоже сомнительна в этом случае. Но, по крайней мере в теории, логика неизменно склоняется к утилитаризму.
Все верно, но только мы немедленно наталкиваемся вот на такую проблему: если у нашего мыслителя все в порядке с вмПФК, его утилитаризм в какой-то точке обязательно забуксует. Для большинства людей этой точкой является задание толкнуть человека под вагонетку. Или придушить плачущего ребенка для спасения группы спрятавшихся от нацистов людей. Или убить здорового человека, чтобы его пересаженные органы сохранили пять других жизней. Как подчеркивал Грин, практически все поначалу принимают логику утилитаризма, но все же рано или поздно наступает момент, когда человек с абсолютной ясностью осознает, что эта логика неприменима для принятия моральных решений в обыденной жизни.