Надежда испарилась, едва они переступили порог «Черного хода». Пока Клэй моргал, всматриваясь в полумрак, чей-то очень знакомый голос завопил:
– Чтоб меня Морозная Матерь вздрючила! Да это ж Клэй Купер!
Из теней возникли два розовых пальца на руке в черной шелковой перчатке. Джайна и ее нелепо одетые разбойницы сидели за длинным столом, уставленным пустыми кувшинами и остатками недавней трапезы.
– Эй, Пузочес, садись к нам! С меня пиво причитается.
«С тебя причитается недельный запас пирогов, дюжина пар носков, груда драгоценностей и два меча», – с грустью подумал Клэй и ответил:
– Ага, причитается.
Ганелон недоуменно посмотрел на него:
– Приятельница твоя, что ли?
– Мы с ней встречались дважды, и оба раза она меня обокрала, – признался Клэй, почесав бороду. – Ну, вроде как приятели.
В зеленых глазах воина мелькнула насмешливая искорка.
Перед друзьями поспешно расступались посетители – наверное, услышав, как Джайна выкрикнула имя Клэя, но скорее из-за того, что Ганелон с громадным топором за спиной выглядел настоящим убийцей. Шелковые Стрелы потеснились на скамье, и, когда Клэй с Ганелоном наконец уселись напротив Джайны, перед каждым уже стояла кружка пива и тарелка с едой.
Нелепый наряд Джайны стал роскошнее прежнего, который Клэй помнил по встрече в лесу к востоку от Брайклифа. Теперь на запястьях разбойницы позванивали браслеты, на пальцах сверкали кольца, а шею обвивал смутно знакомый шелковый шарфик.
– Что, нравится? – спросила Джайна, решив, что недоумевающий взгляд Клэя выражает неподдельное восхищение. – На прошлой неделе я его стибрила у какой-то расфуфыренной фантрийки. Вообще-то, она девка неплохая, хоть с виду и фифа.
Тут Клэй сообразил, откуда ему знаком шарфик:
– А как ее звали? Доши?
Джайна задумчиво потеребила шелк:
– По-моему, Доши. Она еще говорила, что, мол, адмиральская дочка, а как я отобрала у ней шарфик, разразилась бранью не хуже пьяного матроса. – Она дернула подбородком в сторону Ганелона. – А кто это с тобой? Ты никак испугался, что тебя снова девчонки ограбят, и решил обзавестись настоящей охраной?
Клэй помотал головой, заботливо отделил деревянной вилкой горох от горки ямсового пюре – не дело их смешивать – и, прежде чем отправить горох в рот, объяснил:
– Это Ганелон.
Джайна недоверчиво посмотрела на Ганелона и уставилась на Клэя:
– Нет уж, Пузочес, меня не проведешь, хоть я тебе и во внучки гожусь.
– Он правду говорит, – сказал Ганелон.
– А почему ты не… ну, сам знаешь, – с сомнением спросила Джайна.
– Не состарился? – уточнил Клэй.
– Ага.
– Ох, долго рассказывать, – вздохнул Клэй и потянулся к кружке.
– Сначала меня закаменили, – сказал Ганелон, – а потом раскаменили.
– Можно и так, – согласился Клэй.
– Подозрительно все это, вот что я вам скажу, – заявила Джайна. – Хотя, по слухам, Ганелон был темнокожий южанин, светлоглазый, как северянин, и злобный, как мантикора, которая сама себя в зад ужалила. Вроде бы по описанию все сходится.
Ганелон сосредоточенно раздумывал, что лучше: доказывать, что он – это он, или вгрызться в сочную баранью ногу. В конце концов он выбрал ногу. Клэю пришлось продолжать разговор.
– Нам бы разузнать что-нибудь о Кастии. Ты ничего не слыхала?
Джайна презрительно ухмыльнулась:
– А что о ней слыхать? Что ее больше нет? Вы по-прежнему туда путь держите? Неужели собралась вся банда?
– Да, держим. Вот, собрались.
Разбойница с грустной улыбкой покачала головой:
– Ого, это будет эпично. Что ж, выпьем за «Сагу». – Она подняла кружку, подавая пример своим девчонкам. – За вторую лучшую банду на свете.
Раздался смех и одобрительные возгласы. Джайна пристукнула кружкой по столу и жадно выпила все до дна.
Из вежливости Клэй тоже осушил кружку и спросил:
– Вторую лучшую банду? Ты что, поклонница «Клекочущих орлов»?
– Не «Клекочущих», а «Орущих», старпер. Только я не о них, а о наиновейшей лучшей банде на свете – «Леди Джайна и Шелковые Стрелы».
– А это еще что за банда? – спросил Ганелон.
Джайна стукнула себя в грудь:
– Я – Джайна, а девчонки за столом – Шелковые Стрелы. Еще недавно мы были простыми разбойницами, но Клэй Купер вдохновил нас на подвиги.
Клэй чуть не подавился ямсовым пюре:
– Когда это я успел?
– А вот как мы с тобой встретились в первый раз, так ты мне и заронил мысль в голову. Кстати, нам уже предложили работенку: где-то под Ковердейлом бесчинствует стадо кентавров, местные нас попросили утихомирить гадов.
Клэй припомнил рассказ Пипа о кентавре, замеченном у Тасселевой фермы, – ох, кажется, так давно это было, – и отогнал невольную тревогу за дочь: кентавры любили похищать детей и поджаривать их на вертеле. Хотя, если честно, горожане любили преувеличивать воображаемую опасность.
«И думать не смей, – пригрозил себе Клэй. – Там либо стадо оленей, либо и впрямь кентавр, старый и хилый, которого свои же изгнали из табуна. С Талли ничего не случится. И с Джинни тоже. А вот Роза в беде, и ей надо помочь…»
– А после этого мы двинем в Каладар, – продолжала Джайна. – Келл считает, что лучше всего заявить о себе на Празднике Брани. Тогда и с другими бандами можно познакомиться поближе. Он…
– Погоди-ка… Келл, говоришь? – перебил ее Клэй. – Келлорек, что ли? Жирный такой посредник? Живет на холме?
– Ну, он мне тоже не нравится, – раздраженно сказала Джайна. – И вообще, на папашу моего чем-то похож, только побогаче, да и урод редкостный. Но, кроме него, в городе сунуться не к кому, а…
Разбойница (точнее, бывшая разбойница) внезапно умолкла на полуслове и с ужасом уставилась за спину Клэя.
Обернувшись, Клэй увидел двух новых посетителей: наголо обритого монаха в алой безрукавке и… первую красавицу на свете.
«А вот и нет, – промелькнуло у Клэя в голове. – Первая красавица на свете – моя Джинни, а это… эта…»
Незнакомка была высокой, стройной, белокожей и прекрасно сложенной. Грудь ее облегал черный доспех, словно бы поглощавший свет; прочные поножи защищали мускулистые ноги, а сильные руки скрывались в латных рукавицах, напоминавших когтистые соколиные лапы; ворот длинного плаща обрамляли гладкие перья, за спиной была приторочена пара мечей. Прямые волосы незнакомки, иссиня-черные, будто вороново крыло, ниспадали до пояса; лоб прикрывала челка, остриженная ровнехонько над четкими дугами бровей, из-под которых глядели большие темные глаза с длинными ресницами.