В своем описании я, как уже говорил, удовлетворюсь самым кратким заключением. <…>
Для объяснения эффекта, произведенного рассказом капитана о крысах, мы должны ближе следовать курсу анализа. Пациент начал продуцировать огромное количество ассоциативного материала, который поначалу, однако, не проливал света на обстоятельства, при которых имело место формирование его обсессии. Идея о наказании, выносимом посредством крыс, подействовала как стимул на его влечения и вызвала целую серию воспоминаний; так что в тот короткий промежуток времени между рассказом капитана и его требованием о возврате денег крысы приобрели серию символических значений, к которой в течение последующего периода постоянно добавлялись свежие. Я должен сознаться, что могу предложить очень неполное обоснование всего этого. Тем, почему наказание крысами возбудило его больше, чем что-либо, был его анальный эротизм, который играл важную роль в его детстве и сохранялся в течение многих лет через посредство постоянного раздражения, обусловленного глистами. Этим путем крысы приобрели значение «денег». Пациент дал указание на эту связь, отреагировав на слово «Ratten» («крысы») ассоциацией «Raten» («очередной взнос»). В своем обсессивном делирии он отчеканил себя в регулярной крысиной валюте. Когда, например, отвечая на его вопрос, я рассказал ему о стоимости часа лечения, он сказал себе (как я узнал шестью месяцами позже): «Насколько много флоринов, настолько много крыс». Мало-помалу он перевел на этот язык целый комплекс денежных интересов, которые центрировались относительно его доли в наследстве отца; иначе говоря, все его идеи, связанные с этим предметом, были, на манер вербального моста «Raten – Ratten», перенесены в его обсессивную жизнь и стали подчинены его бессознательному. Более того, просьба капитана о возврате денег за посылку усилила денежное значение крыс при помощи другого вербального моста «Spielratte», который обратил его к карточному долгу отца.
Но пациент был также знаком с тем, что крысы являются переносчиками опасных инфекционных заболеваний; он мог, таким образом, использовать их как символы своего страха (достаточно оправданного в армии) сифилитической инфекции. Этот страх замаскировал все виды сомнений относительно того образа жизни, который вел его отец во время его военной службы. Также пенис сам по себе – носитель сифилитической инфекции; и таким образом он мог рассматривать крысу как мужской половой орган. Это давало следующее основание быть таким озабоченным; так как пенис (особенно детский пенис) может быть легко сравним с глистом, а рассказ капитана был о крысах, вбуравливающихся в чей-то анус, как большой округлый глист в нем, когда он был ребенком. Таким образом, пенисовое значение крыс было основано еще раз на его анальном эротизме. И отдельно от этого крыса – животное грязное, питающееся отбросами и живущее в канализациях.
Возможно, не является необходимым обращать внимание на то, каким большим стало расширение исступления крысами благодаря этому новому значению. Например, «настолько много крыс, насколько много флоринов» может служить прекрасной характеристикой определенной женской профессии, которая была ему особенно отвратительна. С другой стороны, определенно, не проблемой беспристрастности является то, что замена крысы на пенис в рассказе капитана результировала в ситуацию совокупления через анус, которая не могла не быть особенно отталкивающей для него, будучи приведена в связь с его отцом и женщиной, которую он любил. А когда мы учтем, что такая же ситуация была репродуцирована в непреодолимую идею, которая сформировалась у него в голове после распоряжения капитана, мы с необходимостью вспомним об особенных проклятиях, распространенных среди южных славян. Более того, весь этот материал и многое кроме него было соткано в материю крысиных дискуссий позади скрывающей ассоциации «heiraten» («жениться»).
История о наказании крысами, как было продемонстрировано мнением самого пациента и экспрессией его лица, когда он повторял мне ее, разожгла страсти всех его предварительно вытесненных импульсов враждебности, равно как эгоистических и сексуальных. Однако, несмотря на все это богатство материала, свет на смысл его обсессивной идеи не был пролит до тех пор, пока однажды в анализе не всплыла Крыса-Жена из Little Eyolf Ибсена, и стало невозможно избегать вывода, что во многих проявлениях его обсессивного делирия крысы имели еще и иное значение, а именно значение детей. Исследования источника этого нового смысла однажды поставили меня перед лицом одного из самых ранних и важных корней. Однажды, когда пациент посетил отцовскую могилу, он заметил большое животное, которое он принял за крысу, проскользнувшую над могилой
[80]. Он предположил, что она только что выскочила из могилы отца, где поедала его труп. Это представление неразрывно связалось с тем фактом, что у крысы есть острые зубы, которыми она грызет и кусает. Но крысы не могут быть острозубыми, жадными и грязными безнаказанно: они жестоко наказываются и безжалостно предаются смерти людьми, что пациент не раз с ужасом наблюдал. Он часто жалел бедных созданий. Но сам он был как такой противный, грязный, маленький негодяй, который склонен бить людей, когда бывает в ярости, и был справедливо наказываем за это. Он был правдивым, говоря, что нашел в крысе «живое сходство с собой». Это было, почти как если бы Судьба, когда капитан рассказал ему историю, подвергла его ассоциативному тестированию: она произнесла «комплексное слово-стимул», а он отреагировал на него обсессивной идеей.
Соответственно, продолжая, его самым ранним и важным переживаниям крысы были детьми. В этом месте он высказал информационный отрывок, который он держал отделенным от контекста довольно долго, но который теперь полностью объяснил интерес, который связывал его чувства к детям. Дама, чьим поклонником он был так много лет, но помыслить жениться на которой он не был никогда способным, была обречена на бездетность по причине гинекологической операции, которая включала удаление обоих яичников. Это на самом деле – так как он исключительно любил детей – было главной причиной его колебаний.
<…> Давайте далее изобразим общие условия, при действии которых произошло формирование обсессивной идеи пациента. Его либидо, накопленное в течение долгого периода воздержания, связалось благожелательным привечанием, которое молодой офицер всегда учитывал, находясь среди женщин. Более того, во время его участия в маневрах имело место определенное охлаждение между ним и его дамой. Интенсификация либидо склоняла его к возобновлению былой борьбы против отцовской власти, и он отважился размышлять о возможности сексуальных отношений с другими женщинами. Его лояльность к отцу слабела, его сомнения относительно достоинств своей дамы возрастали. И в рамке этих чувств он позволил себе вовлечься в оскорбление их обоих и затем наказал себя за это. Делая так, он копировал старую модель. И когда по окончании маневров он так долго колебался, следует ли ему ехать в Вену или остановиться и исполнить свою клятву, он репрезентировал в одной картине два конфликта, от которых он с самого начала отворачивался – следует ему или не следует оставаться покорным своему отцу и следует ему или не следует оставаться верным своей возлюбленной. Я могу добавить замечание по интерпретации «санкции», которая, как мы помним, была результатом того, что «иначе они оба будут подвергнуты наказанию крысами». Это было обосновано влиянием двух инфантильных сексуальных теорий, которые обсуждались ранее. Первая из этих теорий заключается в том, что дети рождаются из ануса; а вторая, логически вытекающая из первой, что мужчины могут рожать детей так же, как и женщины. Следуя техническим правилам интерпретации сновидений, понятие о выходе из прямой кишки может быть представлено в виде противоположного о вползании в прямую кишку (как при наказании крысами), и наоборот.