Хребты Безумия - читать онлайн книгу. Автор: Говард Филлипс Лавкрафт cтр.№ 4

Когда школа закрылась на летние каникулы, Гарднеры практически потеряли последнюю связь с внешним миром и потому охотно согласились на предложение Эми делать для них в городе кое-какие покупки. Вся семья медленно, но верно угасала как физически, так и умственно, и когда в округе распространилось известие о сумасшествии миссис Гарднер, никто особенно не удивился.

Это случилось в июне, примерно через год после падения метеорита. Несчастную женщину преследовали неведомые воздушные создания, которых она не могла толком описать. Речь ее стала малопонятной – исчезли все существительные, и теперь миссис изъяснялась только глаголами и местоимениями. Что-то неотступно следовало за ней, оно постоянно изменялось и пульсировало, оно надрывало ее слух чем-то лишь очень отдаленно напоминающим звук. С ней что-то делали – высасывали что-то – в ней есть нечто, чего не должно быть – его нужно прогнать – нет покоя по ночам – стены и окна расплываются, двигаются… Поскольку жена не представляла серьезной угрозы для окружающих, Нейхем не стал отправлять ее в местный приют для душевнобольных, и некоторое время она как ни в чем ни бывало бродила по дому. Даже после того, как начались изменения в ее внешности, все продолжало оставаться по-старому. И только когда сыновья уже не смогли скрывать своего страха, а Таддеус едва не упал в обморок при виде гримас, которые ему корчила мать, Нейхем решил запереть ее на чердаке. К июлю она окончательно перестала говорить и передвигалась на четвереньках, а в конце месяца старик Гарднер с ужасом обнаружил, что его жена едва заметно светится в темноте – точь-в-точь, как вся окружавшая ферму растительность.

Незадолго до того со двора убежали лошади. Четырех беглянок пришлось искать целую неделю, а когда их все же нашли, то оказалось, что они не способны даже нагнуться за пучком травы, росшей у них под ногами. Что-то сломалось в их дурацких мозгах, и в конце концов всех четверых пришлось застрелить для их же собственной пользы.

А между тем растения продолжали сереть и сохнуть. Даже цветы, сначала поражавшие всех своими невиданными красками, теперь стали однообразно серыми, а начинающие созревать фрукты имели, кроме привычного уже пепельного цвета, карликовые размеры и отвратительный вкус. К началу сентября вся растительность начала бурно осыпаться, превращаясь в мелкий сероватый порошок, и Нейхем стал серьезно опасаться, что его деревья погибнут до того, как отрава вымоется из почвы.

Каждый приступ болезни жены теперь сопровождался ужасающими воплями, отчего он и его сыновья находились в постоянном нервном напряжении. Они стали избегать людей, и когда в школе вновь начались занятия, дети остались дома. Теперь они видели только Эми, и как раз он-то во время одного из своих редких визитов и обнаружил, что вода в гарднеровском колодце больше не годилась для питья. Она стала не то, чтобы затхлой, не то, чтобы соленой – во всяком случае, настолько омерзительной на вкус, что Эми посоветовал Нейхему, не откладывая дела в долгий ящик, вырыть новый колодец на лужайке выше по склону. Нейхем, однако, не внял предупреждению своего старого приятеля, ибо к тому времени стал нечувствителен даже к самым необычным и неприятным вещам. Они продолжали брать воду из зараженного колодца, апатично запивая ею свою скудную и плохо приготовленную пищу, которую принимали в перерывах между безрадостным, механическим трудом, заполнявшим все их бесцельное существование. Ими овладела тупая покорность судьбе, как если бы они уже прошли половину пути по охраняемому невидимыми стражами проходу, ведущему в темный, но уже ставший привычным мир, откуда нет возврата.

Таддеус сошел с ума в сентябре, когда в очередной раз, прихватив с собой пустое ведро, отправился к колодцу за водой. Очень скоро он вернулся, визжа от ужаса и размахивая руками: «Там, внизу, живет свет…» Два случая подряд – многовато для одной семьи, но Нейхема не так-то просто было сломить. Неделю или около того он позволял сыну свободно разгуливать по дому, а потом, когда тот начал натыкаться на мебель и падать на что ни попадя, запер его на чердаке, в комнате, расположенной напротив той, в которой содержалась его мать. Отчаянные вопли, которыми эти двое обменивались через запертые двери, особенно угнетающе действовали на маленького Мервина, который всерьез полагал, что его брат переговаривается с матерью на неизвестном людям языке.

Примерно в это же время начался падеж скота. Куры и индейки приобрели сероватый оттенок и быстро издохли одна за другой, а когда их попытались приготовить в пищу, то обнаружилось, что мясо стало сухим, ломким и непередаваемо зловонным. Свиньи сначала непомерно растолстели, а затем вдруг стали претерпевать такие чудовищные изменения, что ни у кого просто не нашлось слов, чтобы дать объяснение происходящему. Разумеется, их мясо тоже оказалось никуда не годным, и отчаяние Нейхема стало беспредельным. Ни один местный ветеринар и на милю не осмелился бы подойти к его дому, а специально вызванное из Аркхэма светило только и сделало, что вылупило глаза от изумления и удалилось, так ничего и не сказав. А между тем свиньи начинали понемногу сереть, затвердевать, становиться ломкими и в конце концов разваливаться на куски, еще не успев издохнуть, причем глаза и рыльца несчастных животных превращались в нечто совершенно невообразимое. Все это было очень странно и непонятно, если учесть, что скот не получил ни единой былинки с зараженных пастбищ. Затем мор перекинулся на коров. Отдельные участки, а иногда и все туловище очередной жертвы непостижимым образом сжималось, высыхало, после чего кусочки плоти начинали отваливаться от пораженного места, как старая штукатурка от гладкой стены. На последней стадии болезни (которая во всех без исключения случаях предшествовала смерти) наблюдалось появление серой окраски и общая затверделость, ведущая к распаду, как и в случае со свиньями.

Когда пришла пора собирать урожай, на дворе у Нейхема не осталось ни единого животного – птица и скот погибли, а все собаки исчезли однажды ночью, и больше о них никто не слышал. Что же касается пятерых котов, то они убежали еще на исходе лета, но на их исчезновение вряд ли кто-нибудь обратил внимание, ибо мыши в доме давным-давно перевелись, а миссис Гарднер была не в том состоянии, чтобы заметить пропажу своих любимцев. Девятнадцатого октября пошатывающийся от горя Нейхем появился в доме Пирсов с ужасающим известием. Бедный Таддеус скончался в своей комнате на чердаке – скончался при обстоятельствах, не поддающихся описанию. Нейхем вырыл могилу на обнесенном низкой изгородью семейном кладбище позади дома и опустил в нее то, что осталось от его сына. Смерть не могла прийти снаружи, ибо низкое зарешеченное окно и тяжелая дверь чердачной комнаты оказались нетронутыми, но бездыханное тело Таддеуса носило явные признаки той же страшной болезни, что до того извела всю гарднеровскую живность. Эми и его жена, как могли, утешали несчастного, в то же время ощущая, как у них по телу пробегают холодные мурашки. Смертный ужас, казалось, исходил от каждого Гарднера и всего, к чему бы они не прикасались, а самое присутствие одного из них в доме было равносильно дыханию бездны, для которой у людей не было и никогда не будет названия. Эми пришлось сделать над собой изрядное усилие, прежде чем он решился проводить Нейхема домой, а когда они прибыли на место, ему еще долго пришлось успокаивать истерически рыдавшего маленького Мервина. Старший сын Зенас не нуждался в утешении. Все последние дни он только и делал, что сидел, невидящим взором уставясь в пространство и механически выполняя, что бы ему ни приказал отец, – участь, показавшаяся Эми еще не самой страшной.