Об этом сообщила собравшимся Ангелина Цесарская (она же Геля). Геля щеголяла в излишнем, на вкус Тани, количестве бриллиантов, дерзко мешая «Картье», «Шопар» и «Ролекс». Из того, что ее лицо показалось знакомым, Татьяна (вообще-то, редко включавшая телевизор) заключила, что борджиевская жена — актриса все-таки известная.
Несмотря на изысканные яства — суп в кастрюльке, натурально, прибыл из Парижа, а возраст коньяков превышал как минимум четверть века — вечеринка получилась скучноватой. Борджиа хвастался, Танин кавалер Карпытин с важным видом изрекал прописные истины, да и прочие гости веселья не добавляли.
Тем паче, что прочих было раз-два и обчелся. Присутствовал еще некто Гриша Семужкин — Борджиа уверял, что тот учился на психфаке вместе с ними, но Таня, хоть убей, никак не могла его вспомнить. Семужкина сопровождала столь же блеклая жена по имени Ирина. Нынче чета Семужкиных трудилась вместе с Борджиа: он — его верным замом, а она — главным бухгалтером клиники. Невзирая на неофициальность обстановки, парочка коллег по работе проявляла к хозяину плохо скрываемое раболепие. Они наперебой провозглашали тосты в честь мудрейшего и очаровательного Цесарского. Сначала Борджиа таял от удовольствия, а потом ему даже неудобно, кажется, стало перед Татьяной, и он постарался заткнуть фонтан льстивого красноречия.
Прислуживала за столом одна только тетя Вера, приезжая с Украины. Борджиа не преминул с извиняющимися нотками заметить, что Вера вообще-то не кухарка, а уборщица, но он — вот демократ! — отпустил в честь Нового года всех прочих слуг.
Вечер совсем бы угас, если бы в пятом часу утра хозяин не предложил поиграть в «мафию». Когда-то, лет десять назад, «мафией» они обычно завершали полуголодные студенческие вечеринки. Ох, какие страсти тогда кипели! Сколько шума было и хохоту!.. Правила игры все сотрапезники знали. Пригласили — чтоб было интересней, а также из присущего Борджиа демократизма — поиграть и тетю Веру.
Хозяин раздал карты — каждому по одной. Тане досталась червовая семерка. Значит, в предстоящей партии она — никто: статист, простой человек, «честная шестерка». Девушка попыталась по выражениям лиц понять, кому пришли тузы черной масти — и, стало быть, досталась роль мафии. И кому выпал червовый король — тот становился главным борцом за справедливость, «комиссаром Катаньи». Однако лица игроков остались непроницаемыми: шутка ли, компания за столом собралась серьезная. Борька и Гриша Семужкин — выпускники психфака. Плюс жена Семужкина — бухгалтер, а Геля — актриса… Вся эта публика хотя бы в силу профессии лицом умеет владеть. Их так просто не расколешь. Да и прислугу тетю Веру, похоже, голыми руками не возьмешь: она сидит важная, словно изваяние.
После первого круга обсуждения определили жертву. Таня плела интриги, проявила красноречие и добилась, чтобы ею стал хозяин. Никакой задней мысли в том, чтобы «убить» Цесарского, у Садовниковой не было, да и уверенности никакой, что тому выпал туз черной масти. Просто надо же с кого-то начинать… Вот она и решила грохнуть его, чтоб не слишком задавался.
Оправдывался, что он не «мафия», Борджиа вяло. Довольно быстро сдался и открыл свою карту. Оказалось, они не угадали — у него была семерка червей. Как и Тане, ему выпала роль статиста.
Итак, в игре оставалось теперь шесть человек: кроме Татьяны, чета Семужкиных, Денис, актриса Цесарская и тетя Вера. И двое из них были «мафиози», а один — блистательный «комиссар». Что ж, будет интересно определить, кто есть кто… Садовникова предвкушала игру — хоть что-то будет яркое на тоскливом вечере…
Теперь роль ведущего перешла к хозяину.
— Наступила ночь… — хорошо поставленным голосом провещал Борджиа. — Все закрыли глаза!.. Двое из вас, кто представляет мафию, не открывая глаз, прицеливаются в свою жертву и… стреляют!..
И тут…
Тут произошло нечто потрясающее.
В комнате прогремел настоящий выстрел!
А едва успело стихнуть от него эхо, отразившееся от высоких стен особняка, — раздался шум падения тела!
Таня в ужасе распахнула глаза.
Прямо перед ней, на столе, валялся настоящий пистолет. Ощутимо пахло порохом.
А на полу, опрокинув стул, навзничь лежал хозяин дома — Борька Борджиа. На его груди расплывалось красное пятно…
Геля, жена, вскочила с места и в ужасе завопила.
Лица обоих Семужкиных покрыла смертельная бледность.
Танин кавалер Карпытин выпучил глаза в безмолвном удивлении. Прислуга Вера, не отрываясь, с исказившимся лицом, смотрела на труп.
Геля бросилась к мужу. «Боря! Боренька!» — прокричала она, падая на колени. Затем стала искать пульс у него на шее, прильнула ухом ко рту, прислушиваясь к дыханию. Все гости сгрудились вокруг несчастного. От неожиданности и ужаса никто не мог вымолвить и слова. Наконец Геля поднялась и глухо пробормотала: «Он мертв!»
Карпытин воскликнул:
— Надо вызвать милицию, «Скорую»!
Как и все прочие его реплики, этот возглас оказался не чем иным, как трюизмом.
— Зачем милицию… — с безнадежным испугом вдруг прошептала тетя Вера.
Однако Геля не дала ей закончить. Она вдруг, словно бешеная тигрица, бросилась на Семужкина.
— Это ты! — завопила она. — Это ты, я знаю! Ты убил его!
Семужкин отшатнулся, однако актриса по-мужицки схватила его за лацканы пиджака и принялась трясти, крича:
— Ты! Ты его убил! Ты!
Тот не отвечал, и голова его подрагивала от гневных толчков Цесарской. А она продолжала, распаляясь:
— Ты завидовал ему! Ты всю жизнь старался превзойти его и не мог! Кишка тонка! Ты, ты ненавидел его!..
Несчастный Семужкин даже не пытался защититься, лишь бормотал:
— Гелечка, ну что ты!.. Что ты такое говоришь!..
А она орала:
— Да! Да! Тебе надоело вечно быть вторым! Это — ты! Ты всю жизнь мечтал, что приберешь к рукам Борину клинику! Убийца!..
Тут на защиту несчастного мужа бросилась его дотоле безответная жена — Ирина. С непонятно откуда взявшейся силой она прямо-таки отшвырнула Гелю от супруга.
— А ну молчать! — прикрикнула Семужкина на актрису. — Хватит сцен! Молчи лучше, Гелька!
Актриса воззрилась на Семужкину со смесью гнева и изумления.
— Ты — мне?! Ты говоришь это — мне?!
— Да, тебе! Все знают, что ты ненавидела своего мужа!..
Актриса прошипела:
— «Все»? Кто это «все»?!
Но Семужкина не ответила на прямой вопрос и продолжала бросать в лицо Ангелине гневные обвинения:
— Ты любила не Борю, а его деньги! Ты хотела его смерти, чтобы все досталось тебе!.. Все — и дом, и клиника!.. Ты давно мечтала убить его!
Геля пришла в себя и с исказившимся лицом проговорила:
— Да?! Уж не сваливаешь ли ты, Ирочка, с больной головы на здоровую?!