Странная погода - читать онлайн книгу. Автор: Джо Хилл cтр.№ 57

Возвращаться в торгцентр с Риклзом Келлауэй не хотел. Он хотел приехать туда до него, до кого угодно, достаточно рано, чтобы наведаться в маленькую служебную уборную позади «Лидз». Хотелось возразить, сказать (правдиво!), что ни разу он не приезжал на работу так поздно: в 11 часов. Однако потом он еще раз взглянул на то, с каким льдом во взгляде Риклз следил за ним поверх тоненькой и уже больше не дружелюбной улыбки, – и кивнул.

– Звучит здорово, – сказал он и с силой захлопнул дверцу машины.

На своем маленьком «Приусе» он отъехал от подъездной дорожки и показал, что повернет налево, хотя должен бы свернуть направо. Он не хотел ехать домой, не хотел видеть фургоны телевидения, припаркованные перед домом, не хотел, чтобы телевизионщики видели его. Вместо этого Келлауэй повел машину из города, зарываясь в дым и надвигающуюся ночь.

Дом на ферме Джима Хёрста был темен: прямоугольное нагромождение кубиков на фоне неба цвета головешек. Единственным огоньком во всем здании был телевизор. От него исходило болезненное голубое свечение, видное в окна-дыры, где не было стекол, на западной стене здания. Большие полотнища пластика, укутывавшие дом с того конца, колыхались под порывами ветра, производя тягучие, тяжелые, пугающие хлопающие звуки.

Если бы не телевизор, Келлауэй мог бы вообразить, что никого нет дома. Но с другой стороны время шло к девяти, среда, где мог бы оказаться мужчина без ног, без денег в такое время? Нигде.

Он вышел из машины и встал рядом с ней, вслушиваясь в приливное шуршание воды. Телевизор он не слышал. Звук, очевидно, был отключен.

Келлауэй пошел к дому, под ногами его хрустел гравий… потом вдруг остановился и замер, вслушиваясь. Он расслышал шаги: почти был уверен в этом. Ему показалось, что по другую сторону его машины стоит мужчина. Боковым зрением он видел его. Келлауэй почувствовал, что боится взглянуть на мужчину прямо, не мог заставить себя повернуть голову.

Это был Джим Хёрст… Джим, который не ходил уже больше десятка лет. Джим, легко шагавший в ночи в десяти футах от него, по другую сторону машины. Он в любом случае узнал бы Джима, узнал бы по тому, как свисали по бокам его руки. На фоне дымной ночи он узнал изгиб его лысого черепа.

– Джим! – вскрикнул Келлауэй и сам с трудом узнал свой голос. – Джим, это ты?

Джим сделал медленный, тяжелый шаг ему навстречу, и Келлауэю пришлось закрыть глаза, ему непереносимо было видеть мужчину в темноте на краю дороги. От страха у него перехватило дыхание. Ему и вполовину не было так страшно, когда он крался в «Бриллианты посвящения» навстречу женщине с револьвером.

Услышав, как Джим сделал к нему еще один шаг, Келлауэй заставил себя открыть глаза.

Глаза уже привыкли к темноте, и он сразу увидел, что за мужчину он принял низкорослое мангровое дерево. Изгиб, который представлялся ему лысым черепом Джима Хёрста, оказался не чем иным, как гладким сучком на месте давно сломавшейся ветки.

Пластиковая завеса на доме опять тяжело заворочалась, и раздался звук, похожий на медленные, тяжелые шаги человека.

Келлауэй выдохнул. Безумием было думать, что Джим расхаживает рядом с ним во тьме. И все же, даже продолжая путь к дому, он не мог полностью отделаться от ощущения, что шагает не один. Ночь была в неустанном движении, ветви неистово метались туда-сюда. Шелестела трава. Ветер крепчал.

Он тихо постучал в дверь и позвал Джима, позвал Мэри, но не удивился, когда ему никто не ответил. Почему-то он и не ждал ответа. И вошел в дом.

За гарью костра, которая пропитала все, Келлауэй различил застоявшийся запах выдохшегося пива и мочи. Щелкнул выключателем, зажигая свет в прихожей.

– Есть кто? – произнес он негромко.

Заглянул в гостиную. На экране телевизора чудища-грузовики вели гонки, петляя по большим, покрытым грязью холмам. Никого не было.

– Джим? – позвал он опять. Заглянул на кухню. Пусто.

К тому времени он уже понимал, что ему предстоит найти, еще до того, как нашел. Почему – этого он не мог бы объяснить. Может, он еще и на дорожке понял, когда почудилось, что Джим рядом в темноте. Ему не хотелось заходить в спальню, но он ничего не мог с собой поделать.

Все лампы были погашены. Джим лежал на кровати, его каталка стояла рядом. Келлауэй включил свет, но только на мгновение. Он не хотел смотреть. Щелкнул выключателем – и опять стало темно.

Немного погодя Келлауэй подошел к кровати и уселся в каталку. В комнате стояло резкое медное зловоние крови. Мерзкое местечко для смерти: пластиковые мусорки забиты одноразовыми подгузниками, весь пол в банках из-под пива, тумбочка у кровати завалена пузырьками с оранжевыми таблетками и порнографическими журналами. В нескольких шагах от кровати была кладовка. Келлауэй включил в ней свет. Благодаря ему можно было что-то разглядеть, осеняя более милосердным сиянием мужчину под простынью.

Джима Хёрста со стволом 44-го калибра во рту и мозгами, разлетевшимися по всей спинке кровати.

Он умер, не допив подаренный на день рождения виски: бутылка была еще на четверть полна. Джим положил ее на подушку рядом с собой, как будто знал, что Келлауэй заедет позже, и хотел вернуть ему подарок. Он оделся в парадный мундир с «Пурпурным сердцем» ^[65], приколотым на груди. Впрочем, сорочку надеть он не удосужился, и простыни прикрывали его тело чуть пониже большого выступа живота.

Когда Келлауэй потянулся через тело за виски, рукав его смахнул листок линованной бумаги. Он подхватил его, откинулся в каталке и, подняв к лившемуся из кладовки свету, стал читать. Его совсем не удивило, что записка была адресована ему.

«Рэнд!

Привет, братан. Если именно ты нашел меня (а я надеюсь, что это ты), то прости меня за это безобразие. Просто тянуть дальше мне было невмоготу.

Месяца три назад я заехал к своему врачу на очередное обследование, и ему не понравился хрип у меня в груди. Рентген обнаружил затемнение в правом легком. Док сказал, что обследование нужно продолжить. Я сказал, что подумаю.

Я и впрямь подумал об этом и надумал вот что: да зае…сь. Я уже не могу выносить вони собственной мочи, по телику ничего хорошего не показывают, а Мэри ушла. Вообще-то ушла она уже с год назад. Дни она еще проводила здесь, чтоб присматривать за мной, но уходила, когда наступала пора ложиться спать, к парнише, с которым познакомилась на работе. Почти все ночи с ним проводит, а когда домой возвращается, я этот запах на ней чую. Чую, что она с ним трахалась. Пару дней назад она объявила об этом в открытую, заявила мне, что пришло время ей сваливать.

Никто не должен так жить. Иногда я совал пистолет в рот и удивлялся, до чего ж это было приятно. Как сильно мне этот вкус нравился. Я у Мэри тысячу раз лизал и обсасывал и вот что тебе скажу: я бы предпочел облизывать 44-й калибр.