– Она курила?
– Нет!
– Тогда почему не оставила папиросу на столе?
– С какой стати? Это же «Герцеговина Флор». При чем тут папироса? Вы хотите запутать меня? Ее же не из-за папиросы убили…
Но он уже заметил взгляд, которым обменялись сыщики, и счел за благо умолкнуть. Повернувшись на стуле, Опалин открыл сейф и вытащил из него красную шелковую сумочку с золотым замком, всю расшитую бисером. Сейчас, впрочем, сумочка выглядела не самым лучшим образом, потому что металлические части ее были обсыпаны темным порошком для снятия отпечатков пальцев, который, попав на ткань, образовывал некрасивые пятна.
Опалин раскрыл сумочку и одним махом высыпал на стол ее содержимое, заляпанное все тем же порошком. Расческа, пудреница, кошелек, ключ, помада, платок. И никаких следов папиросы.
Иван ощупал сумочку, проверил все отделения – тщетно. Папиросы не было. Хмурясь, он стал бросать вещи по одной обратно в сумку – и неожиданно замер. На поверхности стола осталась едва приметная крошка табака.
Итак, папироса лежала в сумочке жертвы, и кто-то ее забрал. Опалин взял чистый лист, смахнул на него крохотный кусочек табака, тщательно завернул лист со всех сторон и молча протянул его Петровичу.
– Я не уверен… – начал тот, но, встретив взгляд Ивана, буркнул: «Хорошо», забрал улику и отправился искать эксперта.
Опалин вернул сумочку в сейф, закрыл дверцу и повернулся к Радкевичу.
– А теперь, Сергей Александрович, поговорим серьезно. Вы – убийца.
Глава 14. Филимонов
Вообще в Москве нет ни одного порядочного человека. Все жулики. Никому нельзя верить.
М. Булгаков, «Зойкина квартира»
– Нет! – с жаром воскликнул Радкевич, распрямившись на стуле. – Выслушайте меня…
– И все-таки вы – убийца, – перебил его Опалин. – Если бы не ваш страх за свое… реноме, – он произнес это слово с нескрываемой злостью, – если бы вы не выставили Елисееву во тьму, где бродит этот человек… она осталась бы жива. Да, жива…
– Какой человек? – вытаращил глаза Радкевич.
– Почти такой же, как мы с вами. Две руки, две ноги… Просто ему нравится убивать.
– Но я не хотел… – пробормотал собеседник Опалина. – У меня и в мыслях не было… Я хорошо к ней относился… – Внезапно он замер, пораженный новой для него мыслью. – Вы что, больше меня не подозреваете?
– С точки зрения закона вы не виноваты. Я… – Опалин хотел сказать «знаю», но по привычке оставил крошечный зазор для сомнений, – почти уверен: вы не убивали Елисееву. Однако вы повели себя именно так, как обычно ведет себя виновный. Ваше нежелание сотрудничать… и все остальное… Впрочем, неважно. Как только я узнаю результаты осмотра вашей квартиры и машины, я вас отпущу.
– Я… поймите, я испугался… – пробормотал Радкевич. – Мое положение на службе… не такое прочное… Я подумал, кто-то мог копать под меня… И потом, я знаю, всегда подозревают последнего, кто видел жертву, и того, кто нашел труп… Можно мне закурить?
– Курите. – Опалин сделал широкий жест.
Радкевич извлек из кармана дорогой портсигар, сунул в рот папиросу, спохватился, предложил и Опалину, но тот отказался. Спичек Сергей Александрович с собой не носил – у него имелась зажигалка, хоть он и не сразу выбил пламя. Руки у него еще дрожали, но в лице произошла поразительная перемена. Он даже стал улыбаться. Шапка упала с колен, он нагнулся и легким движением поднял ее.
– Я не хотел, понимаете, – сбивчиво говорил Радкевич, – я никогда не желал ей зла. Просто ужасно, как все получилось… Я был к ней очень привязан… сумочка и все остальное – кроме ключа – это ведь мои подарки…
Опалин мысленно отметил, что степень привязанности его собеседник почему-то измерял количеством сделанных подарков, но не стал заострять на этом внимание.
– Привозил ей отовсюду. – Радкевич выпустил длинную струю дыма. – Платья… и шляпки… перчатки тоже… Она хотела часы, я ей обещал. Я, конечно, не дурак. – Он криво улыбнулся. – Я понимал, почему она… Я не строил иллюзий…
Он разоткровенничался, перескакивая с предмета на предмет, стал говорить о том, как ему нелегко живется, хотя у него отдельная квартира, машина, хорошая зарплата. Опалин не мешал ему. Он перевидал достаточно свидетелей, которые начинали с враждебности и запирательства, а потом рассказывали такие подробности, какие не обсуждают даже с близкими людьми.
Вернулся Петрович, написал несколько слов на листке и передал Опалину. Тот прочитал: «Звонил Горюнов, в квартире и машине ничего подозрительного, подробные протоколы осмотра потом».
– Заполняй протокол допроса, – сказал ему Опалин, – и выписывай пропуск на выход.
– Меня не было на службе, – пробормотал Радкевич, облизывая губы. – Вы не могли бы…
– Мы дадим вам справку, что вас вызывали в МУР как свидетеля, – успокоил его Петрович.
– Свидетеля – это мне нравится. – Радкевич выдавил из себя подобие улыбки и неожиданно спросил: – Вы ведь найдете его? Я имею в виду того, кто убил Лену.
«А она ему очень нравилась, – понял Опалин. – Гораздо больше, чем он пытался показать. Такого вопроса холодные и равнодушные люди задавать не станут».
– Если хотите, я вам позвоню, когда появится определенность, – сказал Иван. Но Радкевич уже опомнился и, очевидно, решил, что его любопытство все же неуместно.
– Нет, не стоит, наверное… Предпочитаю верить вам на слово. Да, на ней ведь была золотая цепочка с кулоном, брошка…
– Тоже ваши подарки?
– Мои. Может быть… убили из-за них… кто-то позарился…
– Цепочка и брошка не были видны из-под верхней одежды, – ответил за Опалина Петрович. – Кроме того, они остались на месте, как и деньги в кошельке… Елисееву убили не из-за них. Теперь для протокола: ваши фамилия, имя, отчество…
Когда Радкевич удалился бодрой и даже слегка подпрыгивающей походкой, Опалин достал из сейфа карту Москвы, на которой отмечал места обнаружения жертв «комаровца», красным карандашом поставил в районе Марьиной Рощи третий крестик, подписал «Елена Елисеева» и пунктиром провел прямую линию до улицы Горького. Там он нарисовал большой вопросительный знак и обвел его кружком.
Возле знака Опалин приписал: «Ушла 12.11 рано утром».
– Постовые милиционеры, – забормотал Петрович, хмуря лоб, – кассирши в метро могут что-то вспомнить… Жаль, не вечером дело было, там же сплошные рестораны, швейцары стоят, командированные гуляют… джаз из всех дверей… Но даже рано утром… движение есть, и вообще… Она закричать могла. – Он помолчал и подытожил, хмуря брови: – Нет, не на Горького ее убили…
– А он ее там не убивал, – пробормотал Опалин, глядя на карту, на которой три крестика было разбросано в разных местах. – Он подвезти ее предложил… Районы обнаружения трупов видишь? Это не случайность… Он шофер.