– Дэн О’Лири.
– Ах, Дэн О’Лири, – повторила она за ним, имитируя сильный ирландский акцент. Ее голубые глаза вспыхнули. – Симпатичный вы парень, Дэн О’Лири, и штанишки у вас тоже ничего. Только вот думается мне, что вряд ли вы пришли ко мне затем, чтобы сторговать у меня этот домик, так ведь?
– К сожалению, вы правы, – ответил Дэн.
Она убрала акцент.
– Ну и зря. Красить умеете?
Дэн улыбнулся.
– Случалось, только я спецодежду не захватил.
– Алита, – представилась женщина. – Вы зашли в самое удачное время. Если, конечно, вы не судебный курьер.
– Нет. Я просто человек в поисках кое-какой информации.
– Вот и хорошо. Я как раз только что наложила слой краски в кухне, надо дать ей время подсохнуть.
– Это все ваши дома, Алита?
Она вышла на крыльцо и махнула рукой в сторону соседних треугольников.
– Те два проданы. Еще один готовится к продаже, четвертый вот-вот возьмут.
– Какой, вот этот? Вид у него такой, как будто он доживает последние дни.
– Видели бы вы другие три, когда я только их приобрела. Этим домам по сто пятьдесят лет.
– Сочувствую. Я сам перестраивал родительский дом в Седар Гроув, и, скажу вам, работенка была не из легких, – ввернул Дэн, стараясь найти точки соприкосновения с владелицей.
– Где это – Седар Гроув?
– Северные Каскады.
– Далеко от дома вы забрались, – сказала она. – И что я могу для вас сделать?
– Мне нужна информация о бизнесе, который когда-то принадлежал вам.
– Придется вам уточнить. У меня их было больше пятидесяти двух. Секретарь штата меня любит.
– «Грязный Эрни», – сказал Дэн.
Алита улыбнулась.
– А, да, «Грязный Эрни и его голое шоу». Недолго он прожил, зато весело было. Говорят, что городской совет никогда не действовал так единодушно, как когда закрывал «Грязный Эрни» – ни до, ни после.
– Да, вас же закрыли.
– Изменили условия работы – никакой обнаженки. Кучка ханжей. Около года дело у меня процветало. Лицемерные ханжи, вот они кто. Говорили как по писаному – рядом, мол, школа, клуб привлекает нежелательные элементы, а сами ходили туда толпами, и не издалека, позвольте заметить. Запомните, Дэн, ничто не продается так хорошо, как пиво и сиськи. Так какая информация вам нужна?
– Такая, Алита, что я сам узнаю, только когда ее увижу.
– Несерьезный получается разговор.
– Точнее ничего сказать не могу. У вас работали две танцовщицы. Одну из них звали Бет Стинсон.
– Сисястая Бетти, – сказала Алита. – Славная девчушка. Фигурка – закачаешься. Плохо кончила. До сих пор помню, как мне об этом сказали. Грустно – совсем молоденькая девчонка. И такая отчаянная. Поверите ли, местные власти воспользовались этим делом как предлогом, чтобы меня закрыть. Заявили, что мой клуб привлекает не ту публику. А вы коп?
– Юрист. Другую танцовщицу звали Селеста Бингем.
– Ага, Черешенка. Та была сдержанной. Не такая лихая, как Бет. Она и ушла раньше. Они были подружками со школы, если я правильно помню.
– У вас хорошая память.
– На добрых людей, хороших любовников и отличное вино.
– Вы помните всех, кто на вас работал?
– Пятьдесят два бизнеса, Дэн О’Лири. Назовите имя.
– Я его не знаю. В том-то и проблема. Но могу узнать, если увижу.
– Надо бы вам рассказать мне все подробнее. Позвала бы вас в дом, но там вы точно ваши симпатичные штанишки замараете.
Они сели на верхнюю ступеньку крыльца, и Дэн объяснил ей, зачем пришел. Под конец он добавил:
– Вот я и пытаюсь понять, нет ли тут какой связи, не всплывет ли имя кого-нибудь из ваших тогдашних работников в нынешнем расследовании.
– Понятно.
– Вы знали Селесту или Бет не по работе?
– Нет.
– И понятия не имели о том, что Бет водит кое-кого из клиентов домой?
– Никакого. Это плохо. Уж я бы ей сказала пару ласковых. Такая молоденькая девчонка – вряд ли она хорошо понимала, во что ввязывается. Оно, конечно, живи сам и жить давай другим, но есть черта, переходить которую опасно.
– Вы вели записи: кто у вас работал, кем, когда – что-нибудь вроде списка сотрудников с именами и фамилиями?
– Ну а как же; налоговая с меня три шкуры спустит, если я не буду этого делать, к тому же они требуют, чтобы эти документы хранились долго, лет семь, что ли. Но вам повезло – я мышка-скопидомка, ничего не выкидываю. Да мне и лень, честно говоря. Так все и лежит годами – это ведь проще, чем лазать в этих бумагах каждый год, думать, что уже можно выкинуть, а что пока не стоит. Но я все равно не гарантирую вам, что именно эти бумаги у меня сохранились.
– Как нам это выяснить?
– Перерыв кучу коробок бумажного барахла.
– А где они находятся?
– Там же, где и документы по остальным пятидесяти двум предприятиям – в хранилище, которое я арендую на окраине города. Посмотрю, когда здесь закончу. Надо еще сделать пару штрихов в соседнем доме. Готовлю его к показу. Да и здесь, в кухне, еще слой положить надо.
– Я могу подъехать к вам в хранилище и помочь вам разобрать эти коробки.
– Что ж, в компании всегда веселее, особенно если компания холостая. – Она кивнула на руки Дэна. – Я вижу, обручального колечка-то у вас нет, Дэн О’Лири. Может быть, я про вас и вспомню.
Дэн улыбнулся.
– Я кое с кем встречаюсь.
– И блюдете верность?
– Да.
– Молодец, – сказала она.
– Можно задать вам личный вопрос, Алита?
– Зуб за зуб.
– Почему стрип-клуб?
– Потому что хороший стрип-клуб приносит хорошую прибыль, а я люблю делать деньги. В жизни не работала «на дядю», всегда на себя. «Грязный Эрни» вообще должен был стать золотой жилой. – Она пожала плечами. – Но ничего. Я собрала манатки и пошла дальше.
– А кто такой Эрни?
Алита улыбнулась.
– Бывший муж. Все свои компании я называю именами тех, кто когда-то нехорошо со мной обошелся. Кафе «Вонючка Пит», «Машинные масла Зазнайки Ричарда». Даже сказать вам не могу, как я радовалась, когда шла каждый день на работу и видела на доме вывеску большими яркими буквами: «Грязный Эрни».
– Вы смелая женщина.
– Он грозился подать на меня в суд. Я умоляла его, чтобы он это сделал. Я ведь как Мадонна. Любая реклама – хорошая реклама. А когда я сцепилась с городом Эверетт за право обновить эти развалюхи, знаете, что здесь началось – я не слезала с первых страниц местных газет. Зато потом, когда я начала выставлять их на продажу, люди выстраивались за ними в очередь. – Она встала. – Вы счастливы в любви, Дэн? А то я богатая женщина и могу быть чертовски хорошей мамочкой.