– У нас там тоже колонии есть, которые мы получили за Машку – Пинос и Тринидад.
– Это я помню, но нас-то пираты особо и не трогают.
– А кому охота мучительно самоубиться? – ехидно поинтересовался Иван. Алексей ответил приятелю ухмылкой.
Когда русские корабли только-только появились в теплых морях, пираты проявили к ним понятный интерес. Как собака на мусорной куче – сожрать? Пометить? Плюнуть и удрать, поджав хвост? Начали, естественно, с первого варианта.
И – натолкнулись на резкое сопротивление от казаков.
Привыкнув к тому, что пленных не берут, потому как лучше сразу сдохнуть, чем потом мучиться, казаки резались до последнего. Чаще – до последнего пирата.
Выучка, характер, вооружение, мстительность – если казаки узнавали, кто поднял руку на их братьев, пирату проще было быстренько сойти на берег и мчаться в ближайший монастырь. Хотя бы не помрет без исповеди. Карибское море – это та же большая деревня. Рано или поздно проскальзывала информация, кто захватил тот или иной корабль – и начиналась охота.
Казаки не брезговали ничем, объединялись по пять-шесть кораблей, гнали пиратов по морю, как волк – шелудивую дворнягу по степи, а настигнув – обходились весьма сурово.
А именно – захватывали корабль, обрубали пиратам руки-ноги, прижигали раны и бросали искалеченных людей прямо на палубе.
Жестоко?
Так и пираты пленников не пряниками кормили, и часто, те, кто попадал к ним в руки, мечтали о смерти. Недаром в Писании сказано что-то про око за око. Зато трех кораблей с подобным содержимым по уши хватило пиратам для усвоения урока.
Корабли с русским флагом обходились ими на почтительном расстоянии. Ибо – себе дороже.
– Почему бы не помочь дону Хуану? – пожала плечами Софья, – надо бы вернуть западную часть Эспаньолы испанцам, да и то сказать – они уже раз захватывали Тортугу. Стоит повторить!*
* Софья имеет в виду испанские нападения 1635 и 1654 годов. Оба раза испанцы вышибали пиратов с Тортуги, но закрепиться там и навсегда извести осиное гнездо им мешала Англия. Прим. авт.
– Что ты предлагаешь?
– Отдать планы в разработку в Школу. Им интересно, а мы выберем лучшее и по результатам посмотрим, чем помочь испанцам. Людьми ли, кораблями…
Алексей нахмурился и кивнул.
Да, школа. Ездить в Дьяково было до сих пор болезненно. Кусочек их детства необратимо изменился, а они – они даже не имели возможности погоревать всласть. Просто сидели после того, как тела Воина Афанасьевича и царевны Анны увезли к месту погребения и разговаривали. Вспоминали детство, смешные истории… первой разрыдалась Софья. Она же не машина, не робот, она живой человек, которому больно. Просто она обязана быть сильной, но рядом с мужем, с братом…
Она плакала, а мужчины ее утешали. И каждый из троих искренне надеялся, что уйдет первым. Слишком уж это тяжело – терять близких. Тем более – таких, в которых ты врос всеми корнями.
Сейчас место директора школы занимал Матвей, которому царь дал титул и земли. Временно. Пока не найдется никого получше. Прокопия рано было отзывать со службы, а царевич Федор осваивался в Померании. После смерти У Шан человек полностью потерял себя. Аввакум вправил ему мозги, Федя перестал топить горе в вине, а потом и вновь почувствовал кус к жизни, даже сыном заниматься начал. Кстати, мальчишка вышел и хороший, и умный – весь в мать, только глаза отцовские, синие, ясные, Романовские. Будет кому Померанией управлять, когда Феде срок придет, жениться-то второй раз царевич явно не собирался, пробавляясь от случая к случаю «девушками». Впрочем, никто и не настаивал. Не хочешь – не женись, меньше наследников, больше порядка.
– Отдавай. Какие сроки?
– Я думаю, три дня. Награда обычная – стажировка по выбору, – решила Софья.
Каждый год воспитанники царевичевой школы разъезжались на практику. По распределению. А трое лучших учеников сами могли выбрать себе место поездки. Поинтереснее. За эту привилегию боролись, ее добивались, выгрызая зубами. Будет справедливо дать шанс и лучшим стратегам.
Через три дня планы были готовы.
Алексей выбрал пять лучших и отписал шурину, соглашаясь помочь. Увы – налет на Тортугу отложился по техническим причинам. Грех было не воспользоваться удобным случаем и не накормить Людовика его же варевом.
* * *
– Государь…
Мужчина склонился перед Станиславом Лещинским – и юноша покачал головой.
– Не надо…
– Вы имеете законные права на престол, государь. А потому я всего лишь восстанавливаю справедливость.
Посланник императора Леопольда улыбался, видя, что наживка проглочена. Да как!
Будь Лещинский рыбой – она бы у него из заднего прохода торчала!
Кому в семнадцать лет не хочется надеть на голову корону? Кому не мечтается о грядущих сражениях, о прекрасных дамах, о подвигах? Это потом уже приходит осознание, что за некоторые подвиги лучше брать вперед, звонкой монетой, а то на прекрасных дам может и не хватить. Да и сражения лучше всего вести в своем воображении – целее будешь.
Но это – потом, потом. А сейчас Станислав Лещинский был обычным сопляком, сыном коронного подскарбия – читай, королевского казначея.
Что самое интересное, его отец, Рафаил Лещинский, был вполне доволен своей участью. Да, он не первое лицо в государстве. И что? Сдалась ему та корона! Его и на своем месте неплохо кормят!
Государь его ценит, уважает, землями жалует, а деньги….
Быть при колодце, да не напиться?
К чести Лещинского, воровал он весьма умеренно и аккуратно, так что Михайла решил оставить его, как зло меньшее. Кто-то другой точно и тащить начнет больше, и наглеть быстрее, а менять подскарбия каждый год – дурная практика. Это ж денежные дела, не розочки на ткани вышивать, думать надо. Пока новый в курс дела войдет, да пока приспособится… и опять менять?
Нет уж!
Пусть будет один Лещинский. Тем более, что с ним потом можно поступить, как его величество Людовик 14-й. Очень, очень полезный опыт с министром Фуке, есть чему поучиться. Разница в одном – когда Фуке выгнали, Людовик уже знал, кем его заменит. У Михайлы пока такого аналога не было. Не родился Кольбер на земле Польской. Увы…
А вот сынок у Рафала не удался. Или – слишком удался?
Честолюбия у Станислава было хоть на троих дели, а вот талантов…
Тут лучше всего подошла бы поговорка про рога и некую бодливую корову, только вот сам Станислав этого совершенно не осознавал. Он был твердо уверен, что он – самый умный, хороший, ну и, разумеется, достоин короны. На том и подцепили его эмиссары императора Леопольда.
Самым приятным для Станислава было то, что делать ничего не надо было. Просто предоставить себя в качестве знамени. Ну, с визитами поездить, поговорить. А остальное – не его забота.