– Я рада тебя видеть.
И женщина не лгала. После того, как Прокопий спас ее детей – она бы что угодно для него сделала.
– А я к вам с вестями, госпожа.
На этот раз у Прокопия было целых два письма. И от русского государя, и от польского.
Два согласия на свадьбы и предложение сыграть их в ближайшее время. Ферек женится на царевне Наталье, его сестра выйдет замуж за наследника государства Польского, а для этого Юлиана должна уже начинать собираться. А Наталья…
Да, в Москве уже собирают девушку, а заодно на свадьбу приедет ее старший брат. Нет, не русский государь, просто – царевич Владимир Алексеевич, вот он будет обговаривать подробности союза, что получит каждая из сторон, и – да!
Как будем мстить.
Илона улыбнулась в ответ. И лучше бы Леопольду не видеть эту улыбку – мигом бы объявил женщину ведьмой и приказал сжечь.
– Мстить. Да, мстить…
Скольких усилий стоило Илоне удерживать Имре от мести? Да и сама она… зубами бы загрызла мерзавца, который распорядился судьбой ее ребенка, хотел уничтожить всех трех детей! Но – нельзя.
Пока – нельзя. Какое приятное слово – пока.
Впрочем, письмо от русского государя более ничем не порадовало.
Месть откладывалась минимум на два года, а то и больше. Илона даже ногой от досады топнула.
– Так долго!
– А вам что нужно, госпожа? Убить Леопольда – дело нехитрое, все возможно. Да только сын у него есть, наследовать есть кому… это – неинтересно. Мертвый человек не страдает. А вот живой…
– А чего хочет русский государь?
– Чтобы еще при жизни Леопольда Австрия начала разваливаться на клочки. Чтобы ее рвали со всех сторон, а Леопольд ничего не мог сделать.
– И это возможно?
– Да, госпожа. Если правильно подойти к делу.
Илона кивнула. Задумалась.
Но… а что она теряла? Месть? Она будет свершена. Просто отложена.
Вот удастся ли удержать Имре?
– Месть подают к столу холодной.
Женщина посмотрела на собеседника. На письмо. В окно. И отбросила назад прядь темных волос.
– Что ж, будем готовиться к свадьбе. Имре сопроводит Юлиану в Польшу, я полагаю.
– А заодно побеседует кое с кем… чтобы не бросался в бой очертя голову.
Улыбка на губах менестреля была достаточно тонкой – и Илона кивнула.
– Пожалуй. А мы будем готовиться к прибытию невесты.
– Я думаю, вам понравится царевна Наталья.
Илона вспомнила свою свекровь, Софию Батори, поежилась… вот ведь! И понимала старая ведьма, что Зриньи и Ракоци должны держаться вместе, но не гадить не могла!
Никогда Илона так с невесткой не поступит!
– Если она похожа на брата – я уверена, что понравится. Какая она?
– Очень своеобразная девочка. Очень умная, начитанная, знает десяток языков, свободно читает и пишет на них…
Илона кивнула. Это было интересно.
– Вы расскажете о ней Фереку?
– Почту за честь, госпожа.
Нельзя сказать, что Ферек проникся радостью от предстоящего события, но увидев миниатюру, хотя бы призадумался. Царевна Наталья была копией матери, даже чуть улучшенной. Ярко-синие Романовские глаза, золотые волосы, умное вдохновенное лицо – даже если поделить надвое, все равно получалась очень милая девочка. А ведь миниатюра ничего не приукрашивала.
* * *
Илоне досталась ужасная свекровь, это верно. А Фереку грозила кошмарная теща.
Софья выдерживала настоящие бои.
– Не отпущу! Ни за что!
– Любава, это не в нашей власти!
– В твоей! Она же дитя еще!
– Твое дитя уже так по сторонам глазками стреляет, что скоро ковры дымиться начнут! Ты ее до старости при себе держать будешь!? Шестнадцать лет девке!
– Соня!
– И как хочешь, но этим летом Володя отправится в Крым. Ты парня уже вконец замучила.
– У тебя нет сердца!
– Зато глаза есть! Мальчишка то в Дьяково сидит безвылазно, то поручения у меня выпрашивает, лишь бы в Кремле не оседать надолго… Любава, очнись! Дети выросли, пора отпускать их от своей юбки!
– Ты не говорила бы так, будь это твои дети.
Софья невесело рассмеялась.
– Мои дети…
Она прошла через то же, что и Любава еще лет триста тому вперед. И как же ей не хотелось выпускать сына из дому! Не отдала в армию, не отпустила в Москву, в институт, не…, не…, не…
Вот и вырос мальчишка глупым и избалованным.
Сейчас она такой ошибки не повторит. Уже не повторила.
Про мальчишек и про Аленку можно было сказать многое, но они были – самостоятельные. Случись что с ней, с Иваном – они выживут. В любом гадючнике.
И хорошо, что Наталья с десяти лет воспитывалась, как одна из ее девочек, да и Володя жил в Дьяково, приезжая домой только на лето. Любава испортила бы их своей заботой.
Да она и пыталась, но дети, глядя на хорошие примеры, тянулись за старшими.
– А если ее там отравят!? Ракоци едва спасли! Наташенька будет мишенью!
– Ничего. Я с ней людей пошлю. Девочка она умная, так что справится.
– У тебя нет сердца, Соня!
Софья честно выслушивала истерику еще часа полтора. А потом, когда Любава всласть настрадалась, удрала прочь. И приказала передать Ромодановскому, чтобы уделил внимание любовнице. Он, конечно, и так его уделит, но…
Если Любава будет так закатывать истерики до отъезда детей – Софья сама убьется! На радость врагам!
* * *
Европа дымилась.
Почему-то так всегда – где чума, там и пожары.
Мертвые люди, мертвые животные, мертвые…
Это страшно. И чумные лекари, которые бродили из дома в дом – тоже были страшными. И тележки, на которые сгружали трупы, чтобы или захоронить – или сжечь, и беспомощные глаза людей, которые не знали, за кем из них придет завтра зараза, и даже колокольный звон.
Все несло оттенок обреченности.
Молись, не молись – тебя не услышат, не ответят, не пощадят…
Кто-то топил страх в вине, надеясь не увидеть или хотя бы не понять смертей. Кто-то молился. Кто-то заперся дома в надежде, что смерть не преодолеет дверей.
Болезнь не щадила никого – ни бедного, ни богатого. Пришла она и в роскошный дворец Педру, забирая с собой то, что он ценил более всего – жену и новорожденного сына.
Мария-Франциска Нойбургская скончалась, не прожив и двадцати пяти лет. Его величество был неутешен, хотя от чего более?