* * *
Для принца Евгения наступило время потрясений.
Вы были в настоящей русской бане? А вот принц решился попробовать.
Сначала было жарко, дурно, странно с непривычки, но потом…
Это ощущение, когда проходятся по телу веником! Когда выходишь из парной и бросаешься в холодную воду, когда делаешь глоток ледяного кваса и расслаблено возлежишь на лавке…
Сначала – странно. Но потом, на следующее утро!
Евгений чувствовал себя так хорошо, как уже давно не приходилось, наверное, с начала путешествия и укоризненный взгляд кардинала, мол, непотребство творишь, чадо, уже не слишком его трогал. Непотребство?
Грех сладок, а человек падок! Определенно, русские знали толк в удовольствиях. Евгений подумал, что эта баня, наверное, по подобию тех самых знаменитых римских терм. Может, и римляне дураками не были?
В своем замке он обязательно устроит нечто подобное. Выпишет мастеров с Руси – и пусть работают. А как хорошо это расслабляет после охоты! Псовой, да с соколами, ах, какое чудесное чувство!
Правда, был и минус. Или плюс?
После бани погибли жестокой смертью все платяные звери, проживающие на принце. Что блохи, что вши не перенесли тягот парной – или снадобья, которым обильно натирались мужчины? Принц, правда, не подозревал, зачем, но и не протестовал, а боярин объяснять не стал, опасаясь вызвать дипломатический скандал. И вообще, блохастый принц на Руси – это почти подрыв авторитета царствующего дома. Хватит и блохастого кардинала. Там-то все ясно – не православный, значит – сам дурак. И со вшами. Вот.
Когда зарядили дожди, посольство было уже в Москве. Им отвели подворье и попросили подождать, как только государь сможет, так сразу их и примет.
Пришлось ждать.
* * *
– Ты уверена в своем брате?
Михаил нервничал, иначе в жизни не задал бы Марфе такого вопроса. Женщина только улыбнулась.
– Любимый, мой брат никогда нас не подведет.
– И все же… Папа Римский может многое.
– Мы же схизматики, что для нас тот Папа Римский.
– Мария…
Женщина пожала плечами. Мужа она любила и ценила, Михайла тоже платил ей взаимностью, но иногда…
Понятное дело, что в политике друзей не бывает, но кто будет более выгоден русскому царю? Его шурин – или какой-то там Папа, хоть бы и Римский? Да и отдавать Венгрию не хотелось.
Венгры сейчас принесли вассальную присягу Михайле, но сам по себе польский государь не удержит эту страну. Только с поддержкой русского царя.
А посольство туда отправлено.
И от Леопольда – тоже. Понятно же, о чем они будут говорить…
Михайла нервничал. Уже усилены были караулы во дворце, тщательно проверялась вся еда – мало ли! Не застрелят, так отравят!
Нервозности немало способствовали и грозные письма от Папы Римского. Впрямую в них угроз, конечно, не было, но подтекст прослеживался четко.
Михайле надлежало вернуть Венгрию законному владельцу и послать войска в поддержку Леопольда. Тот собрался идти воевать турок, вот и…
Ни первого, ни второго полякам решительно не хотелось, да и не нужно было. И венгры самим пригодятся, тем более, они народ благодарный и благородный, и помолвка уже заключена, так, что они с Ракоци, почитай, родственники, и вообще – сдались ему те турки? Раз сунулись, получили на орехи, второй подумают.
Вопрос стоял – как сделать так, чтобы и ничего не делать и ничего за это не было? По совету жены и с разрешения шурина, Михайла сослался на русского царя с коим у него союзный договор – и теперь сидел, как на иголках. Неприятно зависеть от чужого решения, зато так безопаснее. Марфа только посмеивалась про себя. Пусть и католик, но что-то Михайла мало доверялся святости Папы Римского, справедливо подозревая, что для того свой кошелек ближе к телу, чем чужая жизнь. А что?
Папе ведь уже отпустили все грехи. Вообще все. Значит – твори, что пожелаешь, ничто тебя не остановит, кроме твоей совести. Иного ли ее у власть имущих?
Разумеется, к власти приходят только самые честные! И самые порядочные!
Марфа усмехнулась своим мыслям, обняла мужа и постаралась успокоить его самым старым из известных женщинам способов. На какое-то время помогло.
Далее – оставалось ждать письма от Софьи.
* * *
– Сначала примем принца, потом кардинала.
Тем более, что второй просил о частной аудиенции. В составе посольства их примут обоих, а вот частным образом…
Ох, знал Алексей, что Папа Римский свою игру крутит. Но участвовать-то придется!
Кстати, Евгений Савойский ему понравился. Было видно, что человек он военный и крутить не любит.
Представ пред царские очи, Евгений поклонился, произнес все положенные по церемониалу речи – и вручил государю послание от его величества императора Леопольда. Алексей Алексеевич милостиво пообещал ознакомиться и как можно скорее дать ответ.
Кардинал вручил свои верительные грамоты и так же был награжден милостивой улыбкой.
Сначала они втроем, с Софьей и Иваном, прочтут письма, потом подумают, что ответить и что требуется, а потом уж пригласят заинтересованных лиц на частную аудиенцию. Не обсуждать же государственную политику, считай, при всех?
Боярах, стражниках, слугах…. это неправильно.
Глава 3
Илона Ракоци, сейчас уже Илона Текели, стояла на башне. Впрочем, разве важны фамилии? Это ее дети будут Ракоци и Текели, а в ее жилах навсегда будет течь только кровь древнего рода Зриньи. И видит Бог, она оказалась достойна своих предков!
Ветер трепал платье, играл густыми черными локонами…
Муж ушел в поход, она осталась ждать с детьми, таков удел женщины. Мужчины воюют, а она… ах, если бы она родилась мальчиком! Впрочем, что жалеть о несбыточном? Им с Имре и так удалось больше, чем ее отцу и мужу! В Венгрии будет, обязательно будет король из рода Ракоци! И пусть его жена будет русской – неважно! Перетерпим!
– Государыня!
Илона обернулась на тихий голос.
– Антонин?
Своих людей она знала и в лицо, и по именам. Всех, до самого последнего стражника и писаря, а Антонин был далеко не из последних. Начальник канцелярии… хотя Илоне он не слишком нравился. Не нравились его глаза, похожие на навозных жуков, прилизанные с помощью воска усы, слишком навязчивый запах духов…
– Что случилось, Антонин?
И так хороша была она в этот миг, горделивая, на фоне звездного неба, так величественна – и в то же время так по-женски беззащитна, осиянная звездным светом, что Антонин не выдержал.
Упал на колени, целуя подол платья своей королевы и страстно признаваясь в любви.