– Сир! Какой ужас! Мое сердце рвется на части!
Ага, на две. То ли удирать с девочками на Русь – то ли к Карлу. Все же сын…
– Нам предстоит разлука, любовь моя. И я лишь могу надеяться, что она не будет слишком длительной…
Анна едва удержала ехидное «Конечно, сир. Лет двадцать-тридцать» и нежно улыбнулась.
– Любовь моя, если бы не дети – завтра же мы были бы вместе. Я не смогу жить без вас, но я буду существовать в ожидании нашей встречи – ради наших девочек! Только для них!
Ответ явно понравился государю. Он коснулся белокурых волос авантюристки.
– Я был счастлив с вами, мадам…
Анна ответила в том же духе… развернуться не дал лекарь, скормив венценосному пациенту еще одну порцию опиума. Женщина вышла вон – и наткнулась на взгляды.
Самые разные.
От злобных до вопросительных. И один…
Анна плюнула на все и опустилась на колени перед маленьким дофином Вьеннским.
– Ваше высочество…
– Как себя чувствует дедушка? – Мальчик уже достаточно разбирался в хитросплетениях дворцовой жизни. Понимал, зачем его сюда притащили, и чего ждут все эти одетые в траур люди…
– Плохо, ваше высочество. Очень плохо.
– Он… умирает?
– Да, ваше высочество. Лекари лгут, но я опасаюсь худшего. Он умирает, и вы будете королем…
– Я не хочу…
Анна вздохнула про себя. Он был таким симпатичным, этот малыш, с его серыми глазами и кудрявыми золотистыми локонами. Таким добрым и ясным, что даже было странно – как это сокровище выросло в ядовитой дворцовой атмосфере. Она огляделась – и разумеется, Филипп Орлеанский был неподалеку. Беседовал с кардиналом Флери.
– Монсеньор?
– Да, мадам Анна?
Филипп был не в худших отношениях с Анной. Женщина была неглупа, не настраивала против него венценосного дядюшку, а пару раз и смягчила его гнев удачной шуткой. Так что…
– Вы не отпустите со мной мальчика? Ему здесь не место. Пусть побудет с моими девочками, поиграет пока…
– Время ли для игры, мадам?
– Это ребенок, монсеньор. Ему не место у постели умирающего.
Десять минут уговоров – и Анна забрала малыша с собой. Сегодня она накормит его ужином, уложит спать и расскажет добрую сказку. Ему придется очень нелегко в последующие годы, пусть у мальчика останется память хотя бы об этом вечере. Когда рядом с ним играют и смеются. И он – не наследник, а просто Луи…
Самый обычный мальчик.
Потом ему не дадут забыть о короне. Потом, все потом.
Именно глядя на то, как маленький дофин играет с ее дочерьми, Анна уверилась, что надо уезжать. Инсценировать свою смерть – и уезжать прочь. Или просто бежать к сыну – неважно.
Останься она здесь – либо ее заточат в монастырь, либо придумают что похуже. Отравят… хоть и сложно им будет, но могут. Лишь бы она не оказывала на малыша влияния. А она может.
Ее любят при дворе, она фигура, ее слово что-то да значит, и потому – она обречена. Выход один – побег вскоре после смерти супруга. Тут главное не протянуть слишком долго…
Анна отправила детей спать. А сама позвала доверенную служанку.
– Много из наших в Париже сейчас?
– Четырнадцать человек.
– Людовик умирает. Я хочу уехать отсюда.
– Домой?
– Наверное, нет. К Карлу.
– Хорошо. Я скажу – и пусть готовят побег.
Анна кивнула. На Русь хотелось, но лучше к сыну. Сейчас под его рукой Шотландия и Ирландия. А там, кто знает, и Уэльс или Корнуолл приложится? Там тоже безопасно… относительно, но оставить сына?
Нет, этого она сделать не сможет.
Ох, Русь…
Не видеть мне твоих березок еще очень долгое время.
* * *
Людовик умер первого сентября 1715 года. Торжественные похороны, коронация и передача власти прошли еще в присутствии Анны. А вот потом…
Никто и не понял, как опустели покои в Лувре. Еще до того, как Филипп решил отправить ее в Сен-Сир, в монастырскую школу, Анна бежала, захватив с собой детей, все подарки его величества (тянущие на очень круглую сумму, хватило бы еще один Версаль построить) и даже любимую собаку по кличке Жюли.
Как?
Бог весть!
Расспросить слуг пытались даже в Бастилии, но те, кто остались, ничего не знали. А трое, которых недосчитались вместе с их хозяйкой…
Их просто не было в Париже. Да и во Франции тоже.
Спустя несколько недель, все беглецы объявились в Шотландии.
Карл с радостью принял мать, а уж шотландцы-то… Анна сберегла для них короля, королевскую кровь, вырастила короля и вернула его на родину. Людовик мертв, а Карл жив. Это стоило признания. Да и вообще шотландцы умели ценить сильных и решительных женщин, а если они еще и красивы…
Анна поняла, что вполне может рассчитывать на третьего мужа, но выбирать не спешила. Лучше быть вдовой двух королей, чем женой шотландского аристократа.
И когда маска стала лицом?
Об этом ее не предупреждали, не говорили, что новая жизнь будет длиннее старой, что она окажется так же важна, что Анна не сможет вернуться, бросив детей…
Мы предполагаем. Бог располагает.
Может быть, кто-то из ее дочерей поедет на Русь, как невесты русских царевичей. Может, кто-то из русских царевен станет невестой ее сына, или внуков? Кто знает, кто знает…
Как же забавно.
Девчонка из грязной канавы – и королевские дома. Ах, государыня Софья, понимаете ли вы всю иронию жизни? Вы сами вытащили меня с помойки, отмыли, выучили, и теперь мои дети могут породниться с вашими. Вы бы смеялись, госпожа, или прогневались?
Но что-то подсказывало авантюристке, что Софья сейчас на Руси смеется над возникшей ситуацией.
Анна молилась за покойных мужей, и думала, что ее бегство то из Шотландии, то в Шотландию, останется в истории. Интересно только, как его назовут? Что-то о ней напишут?
* * *
– Людовик умер.
Алексей Алексеевич помотал головой.
– Серьезно?
– Абсолютно.
– М-да. Считай, эпоха ушла. Сколько он правил?
– Семьдесят два года, – Софья тоже была чуть в шоке. Людовик казался вечным, как закаты и восходы. И возраст ничуть не мешал ему строить придворных, ан поди ж ты!
Умер…
– Кто теперь на троне?
– Людовик Пятнадцатый. Регент – Филипп Орлеанский.
– Хм-м… Что у нас есть на него?
– Честолюбив. Любит женщин, но власть – больше. Обожает свою мать, хороший охотник. Самолюбие болезненное.