А морж – зверь крайне ценный в хозяйстве. В его могучем теле почти нет бесполезного. Толстая, даже толстенная шкура в десять сантиметров, усиленная природной костяной броней, – это прекрасный материал для укрепления обветшавших стен жилого модуля станции, материал для крепких жилетов, подошв и лодок.
Десятки килограммов жира будут растоплены и залиты в бочки, чтобы потом стать топливом для костров, ламп, печек-буржуек и жиром для готовки. Крепчайшие кости и бивни – прекрасный материал для настоящих арктических ножей и наконечников копий, в отличие от стальных, никогда не покрывающихся льдом, сохраняющих остроту даже в лютый мороз. Из кишок можно сплести прочные веревки и сшить непромокаемую обувь. Ну и конечно темно-красное, с крупными волокнами, мясо, будучи впрок завялено и засолено, сварено и зажарено, послужит пищей, разнообразив скудный рацион жителей Треугольника на долгие, долгие месяцы.
Пока Ервандыч с женой потрошили подвешенного моржа, близнецы Пашка и Николай таскали куски мяса и прочий ливер к матери в импровизированную разделочную под навесом, где Маша складывала его в бочки, пересыпая крупной морской солью. Макар решил осмотреть движок ровера, уж больно не нравился ему звук работы двигателя. Вот приди в негодность мотоповозка, и станция останется без транспорта, ведь двухзвенный вездеход давным-давно приказал долго жить – рассыпалась коробка передач ровно после двадцатой ходки за топливом на заброшенный военный аэродром.
Васильев тогда снарядил экспедицию на аэродром, как сейчас помнил Макар, – надеясь заполучить передвижную атомную электростанцию! Однако надежды его не оправдались. ПАЭС все-таки была именно там, где он и предполагал, правда, полуразобранная и без радиоактивного топлива. Зато обнаруженный подземный бункер-хранилище, под завязку заполненный бочками с авиационным керосином и «зимней» соляркой, поддерживал жизнь Треугольника все эти годы.
Правда, сейчас уже было полегче и маленький поселок последние восемь лет не зависел от электричества так сильно, как раньше: севший на мель арктический танкер «Морская звезда» всего в ста метрах от берега позволил перевести отопление с отживших свое генераторов на печку, работавшую на сырой нефти. Да и стародавние солнечные панели вырабатывали достаточно энергии, чтобы худо-бедно освещать оранжерею.
Закончив с машиной и оставив семью возиться с моржом, Макар прихватил автомат и пошел прогуляться перед сном. Эта охота почему-то вытянула намного больше сил, чем обычно. Он вышел на скалистый берег, туда, где когда-то Аня показывала ему морских зайцев, – прошло два десятка лет, а Макар все еще помнил ее. Помнил испуганный взгляд и собственную злобу от бессилия, когда норвежский браконьер, прикрываясь ею как щитом, уплыл на рыболовном сейнере.
Макар любил сидеть на этом самом камне, где под скалой бьющая тараном волна выдолбила небольшой грот. Это было ее секретно место, а теперь и его. Макар приходил сюда часто, думал, смотрел на море. А море было, как всегда, беспокойным, пенилось, вздымало тяжелые маслянисто поблескивающие волны, чтобы снова и снова бросать их на скалы. Море было холодным, а так хотелось искупаться. Он уже и забыл, как это – купаться.
Вид на беснующееся море портил накренившийся на правый борт нефтяной танкер. Он был весь засижен птицами, пернатые гнездовались там потому, что танкер удачно защищал их гнезда от сухопутных, да и морских, хищников. Попробуй-ка залезть на тридцатиметровый борт! Но танкер портил вид не просто своим присутствием. Умерший корабль, снабжавший их маленький поселок необходимыми вещами от нефти до проводов и листового металла, являлся еще и могилой.
Макар помнил, как они с Ашотом и Василием, вооружившись до зубов, пошли в «экспедицию», опасаясь, что с танкера могут напасть. Под прикрытием тумана подошли на лодке, сшитой из тюленьих шкур, взобрались на борт, забросив крюк с веревкой. Ощетинившись стволами, крались, ожидая нападения, но обнаружили только высохшие и исклеванные птицами мумии давно умерших людей.
Почерневшие тела в истлевшей одежде лежали и сидели в странных позах. Запаниковавший Васильев приказал бежать оттуда как можно скорее, позже объяснив, что команда погибла от БОВ – боевого отравляющего вещества. Они еще долго потом совещались с Ашотом и Сергеичем, пока не пришли к выводу, что раз птицы там гнездятся, значит, весь яд давно уже выветрился или разложился до безопасного уровня. И уже сильно позже мастерская со станками, инструментами и оборудованием по частям переехала с корабля в ангар в полное распоряжение Семецкого, мастерившего и чинившего очень многое так необходимое для выживания.
Вид усохших черных трупов всколыхнул тогда давно слежавшиеся, далеко запрятанные в памяти воспоминания о родителях. Может быть, отца Макара постигла страшная участь этих моряков.
– Как всегда, глядишь на море? Бородатое чудовище, – послышалось за спиной. Задумавшись, Макар прошляпил, как незаметно к нему подобралась Машка-младшая. А если бы медведь? Она бросила вязанку собранного топляка и уселась рядом.
Из мелкой девчушки, которая показывала Макару язык на первом общем собрании двадцать лет назад, она сначала превратилась в несносного подростка, а затем выросла в тощую и какую-то бесцветную деваху. Такую же стервозную и дерганную, как ее мать. Правда, став женой Ашота, Жанна со временем все же поутихла.
– Сама такая, – буркнул Макар, глянув искоса.
Разговор с Машей у него почти никогда не клеился, только рубленные «да-нет» с обязательными подколками в его адрес. «Двадцать три года – не шутка. Мужика ей надо», – говаривал Васильев, и, как думалось Макару, дед был прав. Вот только эта снулая сельдь его никак не интересовала и почти всегда своим присутствием будила в душе глухое раздражение. Но она была частью его, Макара Северова, семьи, и он терпел ее выкрутасы, помня давний разговор с Васильевым, состоявшийся в день, когда будучи тринадцатилетним сопляком, стащил ружье: «Это для нас смертельно, Макар, если у нас тут разлад начнется».
– Пошли домой, чудище. Обедать будем.
А дома тем временем уютно шипела горящей нефтью раскалившаяся докрасна печка, отбрасывая из приоткрытой топки пляшущие блики на стены, укрытые тюленьими шкурами. В оранжерее сейчас шло активное созревание чего-то нужного вкусно-растительного, потому теплотехник Семецкий топил сильнее, чем обычно. В помещениях станции было жарковато.
Макар, вернувшись, скинул тулуп, и как следует намылившись мылом из моржовьего сала, с удовольствием отфыркиваясь от теплой воды, помылся. Побродив бесцельно по станции, вернулся в комнату и, улегшись на кровать, глядел в потолок – его мучило безделье.
Главной трудностью, особенно в первое время пребывания в Треугольнике, Макар считал для себя вовсе не тяжелую работу – с ней он очень скоро свыкся, и не опасную охоту или выживание в целом. Сложней всего было с развлечениями. Вот чем себя занять, когда все дела сделаны?
Нет, конечно, если покопаться, то найти занятие, чтобы убить время, – не проблема. Можно заточить костяные ножи, починить одежду и обувь, укрепить наконечники копей, подлатать ограду вокруг станции, добавить костей в забор, ведь дерева-то нет, заправить коптилку высушенным топляком и накоптить мяса впрок. И кстати, не мешало бы заполнить воздухом от компрессора баллоны для гарпунный ружей и, наконец-то, поставить двигатель от умершего вездехода в подлатанный «Енисей».