– Вот одежда для Мари.
Леонид вспомнил, в каком виде появился из химеры Бриан, и покраснел.
Пресветлый развернулся, оставляя сверток в руках единственного свидетеля его признания, и направился к друзе. Та засветилась.
Градлон стал напротив химеры, в которую добровольно заключила себя Мари. Изумруды засверкали сильнее, это было заметно и в обычном человеческом мире. А в нечеловеческом над друзой развернулась маленькая Аврора бореалис. Затем северное сияние превратилось в один-единственный зеленый луч, бьющий из верхушки самого высокого изумруда в химеру. Луч выписывал на ней символы, будто карандаш. Леонид не к месту подумал, что если человек когда-нибудь станет использовать такие лучи в качестве оружия, то Иным уже нечего будет делать на планете.
Ослепительная вспышка, казалось, прожгла все сумеречные слои, известные и неизвестные, и прервала его мысли. Вспомнив, что сейчас произойдет, Леонид бросился к подножию статуи.
Градлона уже не было на галерее. У постамента каменного чудовища скорчилась на плитах обнаженная девушка с растрепанными волосами. Разбрасывая ворох одежды, Леонид раскрыл длинную накидку и опустил ее на Мари. Затем надел ей на шею амулет, как учил коннетабль. За амулетом последовал кулон; наконец и перстень занял место на холодном, как смерть, пальце. Но Леонид, даже не читая ауры, видел, что Мари жива. Он обнял ее и вдруг пожалел, что не носит с собой фляжки с коньяком или водкой.
Но заряженные Пресветлым вещи делали свое дело лучше всякого спирта.
Мари приходила в себя. Открыла глаза.
Леонид вспомнил и то, чему его учили когда-то на первом курсе медицинского факультета, и то, что ему преподавали касательно лекарской магии в Дозоре. Он сотворил «Авиценну», заклинание, которое действует тем лучше, чем яснее представляет его создатель человеческую физиологию. Вот почему древние маги-целители рассекали трупы не хуже и не меньше, чем их собратья-анатомы.
Взгляд девушки сделался осмысленным. Она посмотрела на Леонида. Затем первое, что она сделала, – это запахнула плотнее накидку у себя на груди и плечах.
Дозорный обнимал ее и подыскивал слова. Градлон дал указания о том, чего необходимо добиться от его протеже, и ни одного совета – как же именно это сделать.
Явление посторонних избавило Леонида от мучительных поисков.
С хлопком открылся портал, и на галерею химер шагнул тяжелый инквизиторский сапог.
Еще хлопок, еще и еще. Светлые, да и Темные, все вместе пришли бы через один сумеречный коридор. Серые никогда не экономили.
– Именем Инквизиции! Выйти из Сумрака! Оставить всякое сопротивление! – прогремел голос, почему-то с едва заметным акцентом.
– Никто не сопротивляется, месье! – поднял голову Леонид. – У меня раненая. Мадемуазель нуждается в помощи.
– Это преступница, – из-за спин других обладателей балахонов, мгновенно заполнивших узкую галерею, вышел Инквизитор, откидывая капюшон. Но уже по интонациям можно было узнать Мориса Французского. – Ее ждет Трибунал.
– Ее ждет прощение, – дерзко ответил Леонид. – Согласно последней воле Пресветлого коннетабля Парижа. Вон там есть документ. – Он махнул рукой в ту сторону, где все еще висело в воздухе перо над записной книжкой Градлона. – А я, как только смогу, представлю вам кинематографическую ленту.
Другой Инквизитор, сбрасывая капюшон, завладел молескином. Это был тот, кого все за глаза называли Совиной Головой.
– А сам Градлон, надо полагать… – Морис перевел взгляд с Леонида на химеру.
Он не закончил. Он все понял.
– Градлон просил передать вот это лично вам. – Продолжая обнимать Мари одной рукой, другой Леонид извлек заветный портсигар.
Морис точно нехотя все же принял дар Пресветлого.
– Это многое объясняет… – Совиная Голова, прочитавший запись монолога, сделанную пером-самописцем, приблизился и указал на раскрытую страницу.
Он мельком взглянул на Мари и взмахнул рукой.
Раздался еще один хлопок, в воздухе раскрылся еще один коридор. К удивлению Леонида, оттуда показались сразу двое. Первой – одетая в строгий серый наряд женщина. О возрасте ничего нельзя было сказать определенно: она вполне могла быть и чуть старше Лени, а могла быть ровесницей его прабабки из Орловской губернии. Но почему-то не оставалось сомнений, что женщина – тоже Инквизитор. Александров и мысли не мог допустить ранее, что там служат и дамы, хотя… даже если раньше это и не было принято, эмансипация не могла не брать своего.
У женщины в руках был небольшой саквояж.
Вторым, кто показался из портала, был Темный целитель Фрилинг. Выходило, немец был связан с Инквизицией куда более тесно, чем сам утверждал.
Фрилинг кивнул Леониду. А затем эти двое решительно отстранили его от Мари и занялись ею сами. Женщина открыла саквояж, который оказался набит всевозможными склянками и множеством предметов, что традиционно использовали целители в своих манипуляциях.
Вдвоем с Фрилингом они даже развернули над собой нечто вроде шатра из сгустившегося тумана, за этим пологом ничего толком нельзя было разглядеть.
– Девчонку немедленно приведут в порядок, – сказал Дункель. – Но черт побери…
Великий Инквизитор Франции, внимательно читающий страницы записной книжки Градлона, поднял на него укоризненный взгляд, и Совиная Голова не стал продолжать. Выражаться в главной католической святыне страны – это было слишком.
– Проклятие? – теперь Морис обращался к Леониду.
– Совершенно верно. Мадемуазель Турнье должна наслать проклятие на город. И сделать это как можно скорее. До того, как закончится День без Договора.
День, впрочем, уже как таковой закончился. Инквизиторы своим появлением на галерее словно поставили точку, окончательно принеся с собой наступление ночи.
Но до полуночи еще оставалось время.
– На выставке почти не осталось Темных. Они бросились врассыпную. Спешно покидают город. Он успел убить еще несколько Иных.
– Явно высокого ранга?
– Да, – ответил Морис.
– Но только в центре Парижа?
– Что-то мешает ему покинуть территорию выставки. Видимо, только пока. Если необходимо проклятие, то мадемуазель должна наслать его как можно быстрее.
– Это не в моих силах, месье, – послышался уверенный голос Мари.
Леонид даже удивился: настолько тот был лишен тени всякой слабости. Бриан после освобождения говорил совсем иначе. Можно было поаплодировать эскулапам Инквизиции. Хотя наверняка и амулеты Градлона выполнили свою роль. А может, относительно небольшой срок, проведенный ею в камне.
Он повернул голову. Туманный полог исчез. Мари стояла полностью одетая в строгий наряд серых тонов, и даже волосы ее оказались убраны.
– Я не могу проклясть город, – сказала девушка. – Я знаю теперь, кто я, благодаря месье Дункелю. Но это ничего не меняет.