Кивнул лишь один Бернар.
Леонид знал, что такое «адово проклятие», известное также как «инферно». Правда, он видел всего лишь небольшие – такое было не редкостью, скажем, на Невском проспекте. Результат простейших недобрых пожеланий: «Чтоб тебе!..» – какими могли наградить, вслух или чаще про себя, и жандарм с извозчиком, и студент с благовоспитанной дамой. Не нужно быть Иным, чтобы над головой появилась воронка размером с кулек семечек. Но у Иных черные воронки получаются лучше. И удерживаются намного, намного дольше.
– Самое прискорбное, майне геррен, что с дрезденским инферно ничего нельзя сделать. Я не знаю, что случится и когда случится. Но оно медленно растет. Снять его может лишь тот, кто наложил проклятие. А создатель канул в серой мгле…
– Чем ему город-то не угодил? – грубым тоном спросил Бернар.
– Не знаю. – Фрилинг пожал плечами. – Душа Светлого – потемки… Так как вы смотрите, господа, чтобы я поговорил с этим шухартом и рассказал ему пару грустных и даже трагических историй?
– Вот что, месье Темный, – сказал Бернар так, будто еще перекатывал на языке фразу про «душу Светлого», – у нас есть план. А ваше появление может быть как…
– Красная тряпка для быка на испанской корриде, – подхватил Жан.
– Вот именно! Этот анархист совершенно неуязвим для магии. А пулей его достать нельзя, кругом слишком много людей. Что ему придет в голову, если вы попытаетесь вести душеспасительные беседы, – даже оракул не скажет. Предоставьте все нам, глубокоуважаемый. И держитесь подальше.
– Не смею настаивать, – с сожалением развел руками Фрилинг. – Надеюсь, герр Александрофф не будет возражать, если мой Хассо продолжит слежку за неизвестным господином?
– Может быть, с вами пойдет Жан? – нашелся Леонид. – Герр Фрилинг, вы можете доверять месье… – он взглянул на соратника, – …месье Дюри настолько, насколько Темный может доверять Светлому. А вы, Жан, можете доверять месье Фрилингу ровно настолько, насколько Светлый может доверять Темному.
– Особенно в те часы, когда повода для недоверия вроде бы не существует, – заметил Фрилинг.
– Хорошо, разойдемся, – бросил старший из дозорных.
– Полагаю, вверх нам все равно по пути, – указал подбородком Фрилинг.
Спорить с ним никто не стал.
Глобус жил, будто огромный сферический улей, где каждая двуногая пчела играла свою роль. Впрочем, большинство из этих пчел двигались всего по двум направлениям: наверх, к чудесам и удовольствиям, или на выход, уже вкусив и того и другого. На самый-самый верх путь был неблизким: Небесный Глобус возвышался над землею на тридцать пять сажен.
Леонид с Бернаром поднялись по лестнице к верхнему поясу основания гигантской сферы. Здесь Александров не мог не повернуть голову в сторону зала, где показывали одно из самых любопытных зрелищ выставки. Оно называлось «волшебный фонарь стереоскоп». Он уже видел рельефные изображения в стереоскопах, но здесь они демонстрировались в натуральную величину. Неужели однажды и фильмы станут такими же?
Наверху пьедестала, державшего сорокашестиметровую Небесную сферу, была устроена громадная терраса. Сейчас на ней играл оркестр. Леонид узнал дирижера по снимку из газеты. Это был известный композитор Сен-Санс, а музыканты исполняли пьесу его сочинения. Однако слушать было некогда. Бернар потащил Леонида вместе с камерой в глубь сферы.
Александров полагал, что им нужно будет подняться на верхнюю смотровую площадку. К ней вела просторная крытая галерея, обвиваясь спиралью вокруг поверхности огромного шара, минуя фигуры звездных драконов и медведиц. Вот только Бернар упорно влек его к центру. Леонид спешил, и тем не менее вид главного аттракциона не мог не задерживать его шаг. Стереоскоп меркнул перед тем, что открывалось взгляду. Можно было легко догадаться, как много эманаций удивления и восторга сумел набрать месье анархист.
На внутренней поверхности сферы Галерон воссоздал едва ли не весь небесный свод. Каждое светило было подсвечено электричеством. Здесь были и Солнце, и Луна, и звезды, и планеты. Всякому придали тот цвет, каким награждает его человеческое зрение при взгляде через телескоп. И каждое небесное тело совершало движение по эклиптике с натуральной скоростью. Единственное отступление от естества было в том, что вопреки учению Коперника эта рукотворная вселенная оборачивалась вокруг Земли. Сама планета людей помещалась в центре всей конструкции в виде маленького глобуса около шести сажен в поперечнике. Этот глобус тоже не жил в покое, а совершал за сутки полный оборот вокруг своей оси. Луна, будучи в привилегированном положении над всеми светилами, тоже представляла собой маленький глобус, который обращался вокруг земного. На маленькой Земле же вполне можно было не только стоять, но и передвигаться по особым дорожкам и рассматривать не только карту небесного свода вверху, но и географические изображения под ногами. Несколько человек из публики, судя по всему, так и делали.
Бернар повлек Леонида именно к этому внутреннему глобусу. Подниматься туда нужно было по винтовой лестнице. Стараясь не задеть стальных конструкций камерой, Александров взобрался за ним.
И лишь стоя на поверхности малого глобуса, осознал истинное величие этой косморамы. Электрическое звездное небо было в восьми или девяти саженях над головой.
Всякое небесное тело обладало своей яркостью. Единственное волшебство, на какое оказалась не способна здешняя «фея электричества», – мерцание.
Леонид невольно залюбовался косморамой. По счастью, это продолжалось лишь секунду или две. Состояние поэтического восторга прервали слова Бернара, сказанные кому-то:
– Имею честь вам представить – месье Александрофф. Изобретатель из России. Большой знаток и практик Иного синематографа.
Удостоенный столь лестных эпитетов Леонид наконец-то увидел всю картину. На верхних мостках внутреннего глобуса собрались несколько зрителей. Все они были людьми… кроме одного. Иной разве что не светился изнутри. Даже Леониду не требовалось никаких приспособлений, чтобы понять – вот это и есть тот самый, с моста Александра III.
Поборник морали, так сказать.
– Если это провокация, то вы сами знаете… – слегка нервным тоном заявил анархист.
– Могу заверить, месье Александрофф – совершенно настоящий, – успокоил Бернар. – Вы можете, если пожелаете, применить к нему вашу магию. Месье Александрофф не станет возражать. Правда, Леон?
Русский сантинель кивнул, деловито устанавливая «Патэ» на штатив. Он не слишком вглядывался в неизвестного анархиста, но следил в некотором роде за окружающим космосом. Если взглянуть с малого глобуса вниз через тень от ресниц, можно было заметить, как много внизу скапливается фигур с разорванной аурой. В аурах по большей части преобладали светлые тона, но попадались и редкие темные.
Где-то там сейчас ходил неизвестный, похожий на Бриана как две капли воды, за ним по пятам шли Фрилинг и Жан, а под ногами сновал невидимый пес-фантом Хассо.