Так что у хозяев Стробача нет никаких оснований ему доверять — зато есть все основания полагать, что он может попытаться растаять в роковой пропащности, как выражался классик, прихватив добычу ценой во много миллионов. Вполне возможно, Стробач и в самом деле собирался играть честно, отстегнув Мазуру двадцать пять процентов. Такое предложение никогда не сделал бы честный служака, в чьи обязанности входило доставить пославшим его алмазы до последнего камешка — и как раз сделал бы персонаж, собравшийся с камешками слинять.
Еще немного подумав, Мазур пришел к выводу: если тип из миссии и в самом деле следил за Стробачем, для Мазура в этом нет никак их выгод, как он сначала опрометчиво решил. Ни малейших. Наоборот, теперь этот тип знает, что Мазур уехал на машине Стробача, знает Мазура в лицо — и имеет нешуточные основания подозревать, что камушки как раз у Мазура. А значит, довольно быстро к охоте за Мазуром подключатся новые участники, о которых он и понятия не имеет, кто они такие. Что еще хуже, от этих адмиральским удостоверением не отмахаешься, плевали они на любые удостоверения, хоть президентские — они не отсюда, не из этой страны, все здешние козыри, которыми можно на них воздействовать — пуля в лоб…
Что тут можно придумать? Только одно: избавиться от машины, потому что высматривать будут в первую очередь ее и расспрашивать будут в первую очередь о ней. Попробовать купить в Лубебо другую — жуткая дыра, но неужели там не найдется машины на продажу? Наверняка это будет жуткая развалюха, но тут уж не до шика — лишь бы дотянула до Инкомати, и ладно. Или… Если меж Лубебо и Инкомати есть автобусное сообщение, сесгь на автобус (брр! знал он здешние автобусы). Испытаньеце, конечно, будет еще то: древняя развалюха, набитая народом, отроду не слышавшим о мыле и дезодорантах, а также всем, что только можно себе представить: живой домашней птицей, связанными визжащими поросятами… В свое время через одну страну отсюда он ехал в провинции в таком автобусе в компании не только всего вышеперечисленного, но и козы, за время пути насыпавшей в автобусе доброе ведро катышков, что всех, кроме Мазура, только веселило. Ладно, провинциальный автобус — далеко не самое тяжкое испытание из тех, что выпадали ему в жизни, не смертельно, можно перетерпеть. Чуточку хуже другое: как ни прикидывай, а когда он устроит в Лубебо все свои дела, настанет ночь — и придется заночевать в городишке (найдется же там пусть убогая, но гостиница, (они обычно имеются даже в таких городишках). И никак иначе: только самоубийца может пускаться в дорогу по африканской глуши ночью, имея при себе два килограмма алмазов. Можно напороться на партизан, на ночных дорогах хватает и разбойников (часто это одни и те же персонажи). Никто, конечно, не поджидает персонально его, с алмазами — но в игру может войти нелепая случайность.
Для него есть еще одна угроза, которую тоже следует занести в список непонятностей, подстерегающих по пути. Угроза, вызванная, что даже чуточку обидно, примитивнейшим невежеством. Здешние разбойнички, как он слышал — народ, в общем, не кровожадный, и ограбленных обычно отпускают, правда, сплошь и рядом в костюме Адама (мужчин, в первую очередь, женщинам обычно приходится задержаться без всякого своего желания). Предположим, попадись он разбойничкам — получится сущая трагикомедия. Удостоверения бесполезны — потому что эта публика поголовно неграмотна. И по причине дремучего невежества в массе своей представления не имеет, что означает черный трехлопастный пропеллер в желтом кружке, а слова «радиация» не слышала отроду. Поэтому контейнер преспокойно и без колебаний тут же вскроют… Действительно, трагикомедия.
Он, видя по спидометру, что оказался достаточно близко от цели, еще раз сверился с картой. Километра через полтора дорогу пересекала другая, чудо, асфальтированная. Вот только асфальт был в таком состоянии, что Мазур почувствовал себя где-то в окрестностях отечественного райцентра Гадюкино.
Уверенно свернул направо, в сторону Лубебо. Здесь уже наблюдалось натуральное автомобильное движение, правда, не особенно оживленное. Ехали главным образом грузовики, нагруженные самой разнообразной поклажей, хотя попадались и дряхлые легковушки, и мотоциклы, а однажды с крайне деловым видом прокатили три броневика.
У колонны бронетехники почему-то всегда крайне деловой вид.
Мазур катил, временами яростно матерясь про себя, когда на очередной выбоине чудо британского автопрома бросало так, что машина чуть ли не плюхалась брюхом на асфальт. На такой дороге и стойки, и амортизаторы можно было убить километров за десять. Вообще-то Мазура это не особенно и огорчало — это не его машина. Опасность была в другом — на очередной выбоине (а их не все и объедешь, есть риск попасть на встречной под грузовик) можно подломить подвеску так убойно, что придется переходить в пехоту.
А до Лубебо еще километров пять. Была и другая опасность: здешние шоферы гоняли так, словно о правилах дорожного движения не слыхивали отроду (может быть, так оно и было), хотя правила таковые в этой стране существовали. В городах побольше дорожной полиции хватало, но в провинциальной глуши ее как-то не наблюдалось. Так что приходилось еще и постоянно бдить, чтобы в тебя не врезался очередной грузовой монстр, судя по виду, то ли брошенный в свое время вермахтом, то ли англичанами. Могли треснуть так, что впереди ждала опять-таки унылая карьера пехотинца — это если не покалечит в ДТП, что в данных условиях было бы нешуточной бедой.
В общем, подстерегавшие его здесь опасности далеко не исчерпывались хмурыми охотниками, пытавшимися взять его след…
Когда вперед и показались первые дома, Мазур съехал на обочину. Поскольку здесь уже начиналась городская цивилизация, следовало соблюсти некоторые приличия. Взял с заднего сиденья свою вторую, пустую сумку, гораздо объемистее той, в которой покоился драгоценный контейнер, спрятал в нее автомат. Застегнул куртку на нижние пуговицы, чтобы не маячить пистолетной кобурой — как-никак прифронтовая, то бишь припартизанская полоса, к вооруженным штатским, независимо от цвета кожи, люди в погонах относятся крайне настороженно, иные, то ли особо нервные, то ли особо бдительные, случалось, сначала палили на поражение, а потом начинали разбираться. Вот именно, независимо от цвета кожи. Среди партизан в последнее время не редкостью стали и белые. У партизан посерьезнее, сбитых во всевозможные фронты, порой контролировавшие алмазные прииски и золотые рудники, всерьез нацелившихся захватить власть и имевших к тому возможности, это были классические белые наемники, а также всевозможные инструкторы, врачи, а то и летчики. У публики разрядом пониже и белые имелись соответствующие: всевозможные леваки, троцкисты, анархисты и тому подобная братия, готовая совершенно бескорыстно, ради торжества своих сверхценных идей воевать с мировым империализмом, зловещим капиталом и всем таким прочим хоть в Антарктиде.
На въезде в городок стоял крашенный в неизбежный камуфляж джип, и рядом прохаживался полицейский в серой форме с кургузым кительком, в синей фуражке, при желтых погонах и желтом аксельбанте.
Кроме пистолетной кобуры, на плече у него висел и автомат, страж закона был рослым, кряжистым и растяпой отнюдь не выглядел вопреки массе здешних анекдотов о провинциальной полиции. «Ровер» он окинул очень пристальным, колючим взглядом, они с Мазуром даже встретились на миг глазами — джип и полицай стояли на правой стороне дороги. Чуть отъехав, Мазур посмотрел в зеркало заднего вида и обнаружил, что полицейский, глядя ему вслед, что-то говорит в небольшую черную рацию. Пока что было совершенно непонятно, как данный факт расценить, так что Мазур и не пытался строить догадок.