У Мазура создалось впечатление, что Лаврик тихонечко сатанеет – как раз из-за того, что ничего не происходит. Правда, вчера все же произошло нечто нестандартное. Алина объявила, что рыбаки с папиного рыбзавода привезли ей здоровенный кусок луфаря, килограмма на три, так что есть предложение не шляться по кабакам, а поехать к ней домой, вкусно рыбку приготовить и съесть под хорошее местное вино.
Идея была единогласно признана крайне удачной – Ольга луфаря вообще ни разу в жизни не видела и не пробовала. Поехали к Алине, и все прошло, как намечалось – рыбку запекли с гарниром и помаленьку истребили всю до крошечки под местное виноградное. После чего вернулись в домик тети Фаи.
И все бы ничего, но был один маленький и непонятный нюанс: Алина их привела не в свою квартиру, а в Жоркину, ту самую, служившую ему не жильем, а явкой, расположенную на одной площадке с ее собственной. Ольга ее описала в точности: мебель, бар, диван, три больших фотографии в стиле ню на стене, в том числе Алинина, Лаврик, казалось, вот-вот на стену полезет от невозможности догадаться, зачем все это было затеяно. Пока они там были, никто не приходил, никаких подозрительных разговоров не велось, ну разве что, когда Ольга заинтересовалась фотографиями, ей рассказали, что в городе живет великолепный фотограф, скорее, художник, бравший призы на международных выставках. Но разговор был недолгий и, в общем, ничего подозрительного опять-таки не таил: она спросила, ей объяснили. Ольга пожимала плечами:
– Пожалуй, это и правда искусство. Ни капли пошлости.
– Снялась бы так? – поинтересовался Лымарь.
Она вздернула носик:
– Смотря для кого…
Вот и понимай, как знаешь. На том дело и кончилось. Обсуждения этого случая Лаврик устраивать не стал: честно признался, что представления не имеет, каким должно быть обсуждение и что тут вообще обсуждать.
Ну, а сегодня после полудня теплая компания опять отправилась в «поход амазонок». Мазур остался «на хозяйстве» один – Лаврик с Лымарем отправились по каким-то второстепенным делам, но кому-то, как решили, следовало приглядывать за оставшимся дома Вадимом.
Ну, никакого особого пригляда тут не требовалось – Вадим принес от тети Фаи две бутыли вина и принялся у себя в домике крутить Высоцкого. «С чего это он вдруг взялся тихушничать? – подумал Мазур. – Раньше обязательно зашел бы ко мне или к ребятам, если меня не было бы. Как-то повелось за это время – пить всегда сообща». Но ломать голову над этим не стал – опять-таки не представлял, как это его уместить в общую картину. Мало ли по каким причинам мужик вдруг захотел выпить с зеркалом. Он и в Питере знал парочку людей не алкоголиков и не тихушников – которые иногда устраивались с бутылочкой послушать любимую музыку в полном одиночестве.
У калитки послышался негромкий свист. Выглянув в окно, Мазур там увидел пацана лет двенадцати, несомненно, местного: в одних линялых трусах, босого, загорелого до черноты. Завидев в окне Мазура, пацан сделал ему какой-то таинственный жест. Вадим из домика так и не показался, а потому Мазур, не раздумывая, выпел во двор и вразвалочку подошел к калитке.
Оглядев его, мальчишка с видом заговорщика негромко спросил:
– Кирилл вы будете? Очки, борода…
– Я буду, чадушко, – сказал Мазур.
Отрок еще больше понизил голос:
– Там, за углом, – он показал, за которым. – Вас тетенька ждет. В зеленом «Москвиче». Сказала, вы ее знаете. Побыстрее просила.
Он посмотрел на Мазура словно бы с некоторой насмешкой, хмыкнул, фыркнул, повернулся и пошел прочь. Оглянулся, усмехнулся еще шире и пошел быстрее.
Ну да, подумал Мазур. Тот благословенный возраст, когда девочки пока что не интересуют, а «тетеньке в машине» может оказаться совсем немного лет, но для этого шкета она именно что «тетенька в машине». Вроде не было у него знакомых женского пола в зеленых «Москвичах». Да и вообще в машинах. По крайней мере, здесь.
Колебался он недолго. Что-то это да означает, а значит, надо идти. Ситуация нестандартная, черт… Ну, вряд ли с Вадимом за время его отсутствия что-нибудь случится – в конце концов, этого никто и не предполагает всерьез, их с Верой они решили держать на глазах, откровенно говоря, исключительно ради того, чтобы делать хоть что-то…
Он все же написал Лаврику короткую записку и оставил на столе придавив пепельницей. Предосторожности ради написал по-английски – вряд ли тетя Фая, даже учитывая ее бурное прошлое, этим наречием владеет. Надел сандалии и пошел со двора.
За углом, на неширокой пыльной улочке, не мощеной отроду, и в самом деле обнаружился зеленый «четыреста двенадцатый», надраенный до блеска – к его некоторому удивлению, с Алиной за рулем. Никогда от нее не слышал, что она водит машину.
– Ну что ты вытаращился? – улыбнулась Алина. – Сались давай. У нас времени мало, Жорка на доклад вызывает.
– Да мне, собственно, и докладывать нечего, – пожал он плечами.
– Зато у меня есть, – нетерпеливо сказала Алина. – Ну, садись. Жорка сказал, чтобы и ты приехал.
Он сел. Алина уже привычно чмокнула его в щеку, и Мазур почувствовал винный запашок. Алина включила зажигание и довольно умело тронула машину с места.
– Папина? – спросил он.
– Ага. Только он на ней почти и не ездит, у него разъездной «газик». Вот мне и отдал. Я-то за рулем посидеть люблю. Только она две недели у механиков стояла. Какую-то жутко дефицитную запчасть искали.
– А как насчет вождения в пьяном виде?
– Кирюш, ты что, гаишник? Я сегодня мало пила, все выветрилось.
– А запашок-то остался.
– Да кто меня нюхать будет… У нас полтора гаишника на город. Да и с теми, если что, договориться можно… Я что, плохо еду?
– Да нет, нормально, – сказал Мазур.
Нужно было признать, что машину она вела действительно неплохо.
– Ну и вот. Так что не хлюзди, доедем. Обещал баклан ставриде, что доставит в лучшем виде…
– Ты на что это намекаешь?
– Да ни на что я не намекаю, просто поговорка такая есть…
– А остальные амазонки где? – спросил Мазур.
– На набережную пошли, проветриться. Они чуток побольше приняли. Пусть морским ветерком продует. – Она легко обошла дряхлый «Запорожец», тащившийся так, что любой постарался бы его обогнать, Мазур в том числе. – Хрен старый, ползет куда-то… А грамотно я его?
– Грамотно, – сказал Мазур. – Ничуть не подрезавши.
– Я ж говорю, люблю водить, папин шофер учил, – она досадливо поморщилась. – Одно терпеть ненавижу – эту фиговину дергать то и дело. – Она похлопала ладонью по набалдашнику ручки передач с моднячим наконечником, плексигласовым с разноцветными узорами внутри. – То ли дело – автоматическая коробка. У нас тут один мэн пригнал подержанного француза, дал прокатиться. Прелесть! Сцепления нет, две педали – газ-тормоз. Как на звездолете. Или на Западе. Там, все говорят, таких много. Вот ты на Западе был. Как?