Зиганшин не хотел, но против своей воли представлял, как она открыто и ласково улыбалась Руслану, совсем как раньше. Сам он не удостаивался такой улыбки с того дня, как отвез ее в роддом.
«Что я сделал не так? Ну да, был неосторожен, когда надевал на нее рубашку, задел дренажи, но я ж не нарочно. В следующий раз не допустил бы такой ошибки. И, видит бог, не давал я повода думать, будто жду Фридиной смерти! Ничего не сделал, ничем не заслужил тех слов, которые она мне сказала перед операцией… Все делал как она хочет, даже маму прогнал, когда Фрида попросила. В результате дети сидят с Абрамычем на дошираке, ну да ладно. Питание это, конечно, я зря принес… Но, с другой стороны, нельзя прожить так, будто раз у нас не может быть детей, то их вообще не существует. Нет, мне себя не в чем упрекнуть! Фрида не жаловалась на физическое недомогание, а при выписке врачи заверили меня, что все в порядке. Сказали бы обратить внимание на то или на это, я бы обратил. Нет, я делал все, что мог, но этого оказалось недостаточно!»
Он приехал домой поздно, надеясь, что все уже спят, но собаки выскочили. Найда чуть не сбила его с ног и залаяла от радости, а там и дети выбежали к нему.
– Привет, – сказал Зиганшин и быстро прошел на кухню.
– А мы прибрались к возвращению Фриды, посмотри! – Света гордо обвела кухню рукой. – Хорошо, чисто?
– Чисто.
– Мы даже почистили стыки между плитками зубной щеткой!
– Надеюсь, не моей, – хмыкнул Зиганшин, залпом выпил стакан кефира и ушел к себе.
Фрида поправлялась быстро. Через два дня она уже свободно ходила по отделению и ухаживала за соседками по палате, в общем, не сильно нуждалась в его заботе. Зиганшин приезжал теперь один раз в день после работы и сидел только до конца впускных часов. Получалось совсем недолго, но и этот совместно проведенный час, казалось, тяготит Фриду.
Внешне все было в порядке, но у Зиганшина появилось стойкое чувство, будто они обходят мину, заложенную в центре их дома, и так боятся взрыва, что старательно делают вид, будто никакой мины нет.
Он не знал, о чем говорить с женой, и молчание, раньше бывшее таким уютным, вдруг сгустилось и стало тяготить.
Как поживает Лев Абрамович, как дети, – разговор о семье занимал слишком мало времени. Да Зиганшин и не знал толком, как дети, а Фрида не спрашивала, будто их и не было и они не ждали ее домой с таким нетерпением, что почистили кафель зубной щеткой.
В воскресенье Зиганшин остался дома, отпустил деда повидаться с внучкой и внезапно понял, что рад этой передышке. Он встал поздно, позавтракал с детьми и отправился с ними в лес. Грибы уже совсем отошли, но клюква кое-где еще лежала по кочкам рубиновой россыпью, а под ногами хлюпала черная болотная вода. День выдался на удивление ясным, вороны летали в верхушках, тяжело хлопая крыльями и каркая, в лицо летела паутина.
Трава и мох под ногами пожухли, словно заржавели, прижались к земле, и голые деревья замерли в ожидании мороза. Ничего не поделаешь, надо пережить зиму, чтобы потом воспрянуть под лучами весеннего солнца. Так и им с Фридой, наверное, надо просто переждать лютую пору. Просто потерпеть.
Он заметил, как ловко Света собирает клюкву обеими руками, будто доит кочку – именно так, как его учил когда-то отец. А Юра, наоборот, еле-еле клюет по ягодке, в точности как он сам в детстве, потому что долго не мог поймать движение и бесился от этого. Но папа был с ним терпелив и в итоге научил. Много чего хорошего передал ему отец…
– Юра, поди сюда, – позвал Зиганшин. – Давай покажу, как правильно ягоду брать.
Мальчик приблизился и послушно стал повторять за ним. Получалось у него плохо, но Юра не сдавался.
– Вот так, – повторял Зиганшин.
Случайно взглянув Юре в лицо, он увидел, что у ребенка от напряжения глаза на мокром месте.
– Отлично у тебя получается. Просто клюква уже отошла, перезрела, много все равно не возьмешь.
Стало так стыдно перед детьми, что у самого подступили слезы. Впервые после смерти сына он был готов заплакать, но нельзя пугать Свету с Юрой. И так уж он срывал на них свою злость! В лучших традициях человеческой натуры отыгрывался на самых слабых и беззащитных.
– Ну, на кисель для Фриды мы собрали, – сказал Зиганшин и поморщился, потому что услышал в собственном голосе фальшивую бодрость пионервожатых из советских фильмов.
Увидев невдалеке старое поваленное дерево, он подошел, проверил, не сгнил ли под корой ствол, сел на него и позвал детей отдохнуть перед обратной дорогой.
Света с Юрой сели рядышком, и Зиганшин притянул их к себе, обнял крепко-крепко.
– Все наладится, ребятки, – сказал он, – все наладится.
Дело шло к выписке, и Зиганшин подумывал взять неделю за свой счет, чтобы ухаживать за Фридой дома, пока она наберется сил, но Руслан вдруг подал ему идею отправить жену в санаторий.
Сначала Мстислав Юрьевич отнесся к этому скептически. Зачем, если дома свежий воздух и прекрасные условия? Фрида не нуждается в лечебных процедурах, а хорошее питание и прогулки он как-нибудь обеспечит, но Руслан отрицательно покачал головой.
– Послушай инвалида! – сказал он невесело. – Моя жизнь тоже резко изменилась после ампутации, вдруг появились такие штуки, которые я никогда не смогу сделать ни при каких обстоятельствах. Как бы ни хотелось, все! Путь закрыт. Я был не один, Лиза и мама всецело меня поддерживали, облегчали мне жизнь, как могли, да и вообще я был окружен заботой близких и друзей, что сильно смягчило удар. Но все равно наступило такое время, что я будто провалился в пустоту. Знаешь, как бывает, поднимаешься по лестнице, заносишь ногу над ступенькой, а ее нет. Лестница кончилась. Вот я жил, будто шагал по несуществующим ступенькам. Вроде все образовалось как раз: получил шикарную должность, женился на любимой женщине, мама нас любит и здорова, чего еще надо? Ради такого дела в принципе и ноги не жалко, тем более я быстро приучился к костылям. Все вошло в норму, только радуйся да наслаждайся, а я болтаюсь, как Незнайка на Луне! И тогда Макс взял мне путевку на неделю в какой-то зачуханный пансионат, где даже вай-фая не было, одна библиотека! Братец буквально силой меня туда законопатил и запретил Лизе с мамой навещать. Сначала я взбесился, а потом понял, что это как раз то, что мне необходимо: в отчаянной скуке встретиться лицом к лицу с собой. В семье ты то бодришься перед мамой, то внушаешь жене надежды на лучшее будущее, на работе тоже изображаешь… В общем, все, кто тебя любит, хотят видеть тебя счастливым и здоровым, и ты оправдываешь их ожидания, потому что тоже любишь и не хочешь расстраивать. Делаешь вид, что увечья нет. А оно есть, и требует свое. Нужно его понять и принять, хотя бы для того, чтобы с ним бороться, и тут, к сожалению, никто другой тебе не помощник. Дай Фриде эту передышку.
Зиганшин купил жене путевку в санаторий на Карельском перешейке. Фриде действительно нужно отдохнуть и окрепнуть. Дома она сразу начнет крутиться по хозяйству через «не могу» и доведет себя до истощения. Может быть, Руслан прав и ей надо побыть одной, а может, ошибается, потому что женщины устроены совсем иначе и одиночество только изматывает их, но отдых нужен.