– Я думал, что получу благовоспитанную барышню, а не дикарку.
– Вася – хорошая девочка, – отозвался Петр. – Упрямая, но это можно…
Кирилл фыркнул:
– На моем коне можно было удержаться только черным колдовством, а не умением смертных.
– Это только сила и отчаянность, – возразил Петр, пытаясь все исправить. – Она родит тебе здоровых сыновей.
– Какой ценой? – мрачно вопросил Кирилл Артамонович. – Мне в доме нужна женщина, а не ведьма или лесной дух. И потом – она опозорила меня перед всеми вашими гостями.
И хотя Петр пытался его урезонить, он был тверд.
Петр редко бил детей, но когда Кирилл разорвал их помолвку, он выпорол Васю – возможно, чтобы дать выход своему страху за нее.
«Неужели она хоть раз в жизни не могла сделать, что ей велено?»
«Забирают только непокорных девиц».
Вася выдержала порку с сухими глазами и ушла, бросив на него укоризненный взгляд. Он не видел, что потом она плакала, свернувшись у Мыши в ногах.
Однако свадьба не состоялась. На рассвете Кирилл Артамонович уехал.
18. Гость на исходе года
После отъезда Кирилла Анна Ивановна снова пришла к мужу. Осенние дни стали уже намного короче: домашние вставали в темноте и ужинали при свечах. Этим вечером Петр сидел у печи один. Его дети уже разошлись по постелям, а к нему сон не шел. Угли давали красный свет. Петр смотрел в мерцающее устье и думал о дочери.
У Анны на коленях лежало рукоделье, но она не шила. Петр не поднимал головы и не видел лица жены – жесткого и бескровного.
– Значит, Василисе замуж не выйти, – сказала она.
Петр вздрогнул. Его жена говорила властно и впервые напомнила ему ее собственного отца. А ее слова совпадали с его размышлениями.
– Ни один знатный человек ее не возьмет, – продолжила она. – А за крестьянина вы ее отдадите?
Петр молчал. Он и сам обдумывал этот вопрос. Гордость не позволяла ему выдать дочь за простолюдина, однако у него в ушах звучало Дунино предостережение: «Что угодно лучше хозяина зимы».
«Марина, – подумал Петр, – ты оставила мне эту безумную девочку, и я очень ее люблю. Она храбрая и необузданная, почище моих сыновей. Но к чему это женщине? Я поклялся ее оберегать, но как мне уберечь ее от нее самой?»
– Ее надо отправить в монастырь, – заявила Анна. – И чем скорее, тем лучше. Разве есть иной выбор? Ни один родовитый мужчина ее не возьмет. Она одержима. Она угоняет коней, она довела лошадь до безумия, она ради развлечения рисковала жизнью своего племянника.
Петр изумленно воззрился на жену и нашел, что в своей решимости она стала почти прекрасной.
– В монастырь? – переспросил Петр. – Васю?
Он и сам не понимал, что его так удивило. Дочерей, которых не удавалось выдать замуж, постоянно отправляли в монастыри. Однако представить себе Васю монашкой он просто не мог.
Анна сжала руки. Поймав его взгляд, она не дала ему отвести глаза.
– Жизнь среди святых сестер могла бы спасти ее бессмертную душу.
Петру снова вспомнилось лицо того незнакомца в Москве. Несмотря на все обереги, хозяин зимы не сможет явиться за девицей, которая принесла обет Богу.
Однако он продолжал колебаться. Добровольно Вася не поедет.
Отец Константин сидел в тени рядом с Анной. Лицо у него было осунувшимся, блестящие глаза потемнели и напоминали ягоды терновника.
– Что скажете, батюшка? – сказал Петр. – Моя дочь отпугнула женихов. Мне отправлять ее в монастырь?
– У вас нет выбора, Петр Владимирович, – изрек Константин. Он говорил медленно и хрипло. – Она не боится Бога и не слушает увещаний. Вознесенский монастырь создан для знатных девиц и расположен в стенах Московского кремля. Сестры ее примут.
Анна поджала губы. Когда-то – очень давно – она мечтала поступить в этот монастырь.
Петр колебался.
– Стены кремля надежные, – добавил Константин. – Она будет в безопасности и не будет голодать.
– Ну что ж, я подумаю, – пообещал Петр, обуреваемый сомнениями.
Васю можно было бы отправить с санным обозом, который повезет дань. Но кого можно было бы послать вперед, чтобы предупредить о ее приезде? Его дочь не будет доставлена, словно ненужная посылка, а сейчас, в конце осени, отправлять гонцов уже поздно.
Оля! Он может отправить ее к Оле, а та все устроит. Но нет… Васю надо выдать замуж или поселить в монастырских стенах до середины зимы. «В середине зимы он за ней явится».
Вася… Вася в монастыре? Куколь на ее черных волосах, девственность до самой смерти?
Но ее душа! На первом месте должна быть ее душа. Ее будут ждать спокойствие и изобилие. Она станет молиться за всех родных. И она будет ограждена от всех бесов.
«Но она не поедет добровольно. Это станет для нее таким горем!»
Константин видел, как мучается Петр, и молчал. Он знал, что с ним Бог. Петра убедят, способ найдется. И священник оказался прав.
Вечером третьего дня Вася доставила домой промокшего и простуженного монаха, которого нашли заблудившимся в лесу.
* * *
Она приволокла его вскоре после заката, под ливнем. Дуня рассказывала сказку.
– Их отец чах от тоски, – говорила она, – и княжичи Алексей и Дмитрий отправились искать яркокрылую жар-птицу. Долго они ехали, за тридевятое царство и тридесятое государство, пока не попали на перекресток дорог. У дороги лежал камень, на котором были выбиты слова…
Дверь со стуком распахнулась, и в комнату вошла Вася, держа за рукав рослого оборванного монаха.
– Это брат Родион, – объявила она. – Он заблудился в лесу. Он из Москвы, от двора великого князя. Его к нам послал Саша.
Удивленные домочадцы моментально засуетились. Монаха надо было обсушить и накормить, найти ему новую рясу, дать в руки чарку с медом. Несмотря на суматоху, Дуня успела заставить протестующую Васю сменить промокшую одежду и сесть у огня, чтобы просушить волосы. И все это время монаха забрасывали вопросами: о погоде в Москве, об украшениях, которые там надевают боярыни для выхода в церковь, о конях татарских ханов… Но в первую очередь все желали узнать о княгине Серпуховской и брате Александре. Вопросы сыпались в таком количестве, что монах не успевал на них отвечать.
Наконец вмешался Петр, растолкавший детей.
– Уймитесь вы все, – потребовал он. – Дайте человеку поесть.
Кухня постепенно затихла. Дуня взялась за прялку, Ирина – за иголку. Брат Родион сосредоточенно занялся ужином. Вася взяла ступку и принялась толочь сушеные травы. Дуня продолжила сказку.
– У дороги лежал камень, на котором были выбиты слова. «Прямо поедешь – будешь голодать и холодать. Направо поедешь – коня потеряешь. Налево поедешь – сам головы не снесешь». Все это не особенно радовало, так что братья свернули в сторону, раскинули шатры в зеленом лесу и стали время коротать, позабыв, зачем ехали.