Вася всмотрелась в дорогу и увидела мужчину с тускло-золотыми волосами в темном одеянии священника.
– Почему?
– Он полон страсти. Желания и страха. Он не знает, чего именно желает, и не признается в своем страхе. Но он их ощущает, так сильно, что задыхается.
Мужчина приближался. Лицо у него действительно было голодное. Высокие резкие скулы отбрасывали серые тени на запавшие щеки. У него были глубоко посаженные голубые глаза и мягкие пухлые губы, которые он плотно сжимал, словно желая скрыть их мягкость. Один из людей ее отца ехал с ним рядом, и оба их коня были запыленными и усталыми.
Вася просияла.
– Я ухожу домой, – объявила она. – Если он приехал из Москвы, то у него есть известия о моем брате с сестрой.
Русалка смотрела не на нее, а на дорогу, по которой уехал священник, и в ее глазах горел голод.
– Ты же обещала, что не будешь! – резко сказала Вася.
Русалка улыбнулась, показав острые зубы, обычно прятавшиеся за зеленоватыми губами.
– А может, он желает смерти, – сказала она. – Если это так, то я смогу ему помочь.
* * *
Залитый золотым вечерним солнцем двор перед домом был полон суеты, словно разворошенный муравейник. Гонец расседлывал усталых коней, но священника нигде не было видно. Вася бросилась к двери на кухню, и встретившая ее Дуня зашипела на веточки у нее в волосах и пятна на обрезанном сарафане.
– Вася, ну где… – начала было она, но тут же сказала: – Ладно. Идем, поскорее.
Она потащила девочку причесываться и сменять грязную одежку на рубаху и вышитый сарафан.
Раскрасневшаяся и обиженная, но более-менее пристойно выглядящая Вася вышла из комнаты, в которой она жила с Ириной. Алеша ждал ее за дверью. При виде нее он ухмыльнулся.
– Может, тебя все-таки получится выдать замуж, Васочка.
– Анна Ивановна говорит, что нет, – спокойно ответила Вася. – Слишком высокая, худая как хорек, а ноги и лицо лягушачьи. – Она сжала руки и подняла глаза к потолку. – Увы, только сказочные князья женятся на лягушках. А они могут колдовать и становиться красавицами. Боюсь, мне такого князя не достанется, Лешка.
Алешка фыркнул.
– Я бы пожалел князя. Но не слушай Анну Ивановну: она не хочет, чтобы ты была красивая.
Вася ничего не ответила, но лицо у нее помрачнело.
– А у нас новый священник, – поспешно добавил Алеша. – Тебе интересно, сестричка?
Они выскользнули на улицу и обошли вокруг дома.
Взгляд, которым она ему ответила, был ясным, как у ребенка.
– А тебе нет? – ответила она. – Он из Москвы. Может, у него есть вести.
* * *
Петр со священником сидели на прохладной летней траве и пили квас. Услышав приближающихся детей, Петр повернулся, и при виде второй дочери взгляд его стал внимательным.
«Она почти созрела, – подумал он. – Я давно к ней не присматривался. Она так похожа на мать – и так не похожа!»
По правде говоря, Вася все еще была не оформившейся, но постепенно ее черты становились соразмернее. Руки и ноги у нее по-прежнему казались слишком крупными и угловатыми, а рот – слишком широким и большегубым, но она притягивала взгляды: сменяющиеся настроения облачками скользили по чистой зеленой воде ее взгляда, и что-то в ее движениях, изгибе шеи и уложенных в косу волосах привлекало внимание и удерживало его. Когда на ее черные волосы падал свет, они не отливали бронзой, как у Марины: в них появлялись темно-красные блики, словно в шелковых прядях запутались гранаты.
Отец Константин смотрел на Васю, распахнув глаза и чуть хмурясь.
«И не удивительно», – подумал Петр. В девочке ощущалось нечто хищное, несмотря на аккуратное платье и тщательно причесанные волосы. Она казалась диким зверьком, которого только что поймали и толком не приручили.
– Мой сын, – поспешно сказал Петр. – Алексей Петрович. А это моя дочь, Василиса Петровна.
Алеша поклонился священнику и отцу. Вася воззрилась на священника с неприкрытым интересом. Алеша с силой ткнул ее в бок локтем.
– О! – охнула Вася. – Добро пожаловать к нам, батюшка. – И без передышки добавила: – У вас нет известий о наших брате и сестре? Мой брат уехал семь лет назад, чтобы принять постриг в Троицкой лавре. А моя сестра – княгиня Серпуховская. Скажите, вы ведь их видели?
«Матери надо ею заняться», – мрачно подумал Константин.
Женщине приличествовало обращаться к священнику тихим голосом и склонив голову. Эта девица нахально смотрела ему в лицо колдовскими зелеными глазами.
– Прекрати, Вася, – строго сказал Петр. – Отец Константин проделал долгий путь.
Константин был избавлен от необходимости отвечать: по летней траве прошуршали шаги. К ним подходила запыхавшаяся Анна Ивановна в своем лучшем наряде. Ее маленькая дочка Ирина следовала за ней – как всегда идеально чистая и хорошенькая как куколка. Анна поклонилась. Ирина сосала палец и круглыми глазами смотрела на незнакомца.
– Батюшка, – сказала Анна, – мы вам так рады!
Священник в ответ кивнул. Эти две женщины вели себя как подобает. Мать покрыла голову платком, девочка была аккуратная, маленькая и почтительная. Однако Константин невольно покосился вбок и поймал на себе заинтересованный взгляд второй дочери.
* * *
– Пигменты? – переспросил Петр, хмурясь.
– Пигменты, Петр Владимирович, – подтвердил отец Константин, стараясь, чтобы голос не выдал его нетерпения.
Петр сомневался, правильно ли он расслышал священника.
Обед на летней кухне проходил шумно. Лес был щедр в эти лучшие месяцы года, и огороды давали обильный урожай. Дуня превзошла себя, приготовив нежные и сочные блюда.
– И мы сбежали, словно зайцы, – проговорил Алеша на дальнем конце стола. Сидевшая рядом с ним Вася покраснела и спрятала лицо в ладони. Кухню огласил хохот.
– То есть красители для ткани? – догадался Петр, начиная улыбаться. – Ну, насчет этого можно не волноваться: женщины все покрасят, как вы пожелаете.
Он широко улыбнулся, полный благожелательности. Петр был доволен жизнью. Его поля зеленели под ясным теплым солнцем, обещая хороший урожай. С приездом золотоволосого священника его жена стала гораздо меньше плакать, вопить и прятаться.
– Конечно! – вставила Анна взволнованно. Она забыла про свою еду. – Что пожелаете. Вы еще голодны, батюшка?
– Пигменты, – отозвался Константин. – Не красители для ткани. Я хочу изготовить краски.
Петр оскорбился. Карнизы его дома были покрашены алым и голубым, и краска была яркая и в хорошем состоянии, и если этот человек решил вмешиваться…
Константин указал на красный угол с иконой.
– Чтобы писать иконы, – отчеканил он. – Во славу Господа. Я знаю, что мне нужно. Но я не знаю, где найти это в ваших лесах.