Патрик Мелроуз. Книга 1 (сборник) - читать онлайн книгу. Автор: Эдвард Сент-Обин cтр.№ 5

И папа Эндрю тоже был слюнтяй. В Лондоне Патрика пригласили на день рождения к Эндрю, и там посреди гостиной стояла здоровенная коробка с подарками для всех гостей. Все по очереди вытаскивали из коробки подарки, а потом бегали по комнате, сравнивали, кому что досталось. Патрик запихнул свой подарок под кресло и пошел за другим. Когда он доставал из коробки еще один глянцевый сверток, к нему подошел папа Эндрю, присел на корточки и сказал: «Патрик, ты ведь уже взял себе подарок, — но не сердито, а таким голосом, будто предлагал конфету, и добавил: — Нехорошо, если кто-то из гостей останется без подарка». Патрик с вызовом посмотрел на него и ответил: «Я еще ничего не взял», а папа Эндрю отчего-то погрустнел и стал похож на слюнтяя, а потом сказал: «Хорошо, Патрик, но больше подарков не бери». Хотя Патрику досталось два подарка, папа Эндрю ему разонравился, потому что хотелось еще подарков.

Сейчас Патрик играл на валуне в одиночку: он прыгал с одной стороны на другую и бешено размахивал руками, стараясь не оступиться и не упасть. Если он все-таки падал, то притворялся, будто ничего не случилось, хотя и понимал, что это нечестно.

Потом он с сомнением посмотрел на веревку, которую Франсуа привязал к одному из деревьев у ручья, чтобы можно было раскачиваться над руслом. Патрику захотелось пить, поэтому он начал подниматься к дому по тропинке через виноградник, где уже тарахтел трактор. Меч превратился в обузу, и Патрик обиженно сунул его под мышку. Однажды он услышал, как отец сказал смешную фразу Джорджу: «Дай ему веревку, он и повесится». Патрик не понял, что это значит, но потом с ужасом решил, что они говорили о той самой веревке, которую Франсуа привязал к дереву. Ночью ему приснилось, что веревка превратилась в осьминожье щупальце и обвилась вокруг горла. Он хотел перерубить удавку, но не мог, потому что меч был игрушечный. Мама долго плакала, когда увидела, как он болтается на дереве.

Даже если не спишь, трудно понять, что имеют в виду взрослые, когда разговаривают. Однажды он вроде бы догадался, что на самом деле означают их слова: «нет» значит «нет», «возможно» значит «может быть», «да» значит «возможно», а «может быть» значит «нет», но система не срабатывала, и он решил, что, наверно, все они означают «может быть».

Завтра на террасы придут сборщики винограда, станут наполнять корзины гроздьями. В прошлом году Франсуа катал Патрика на тракторе. У Франсуа были сильные руки, твердые, как дерево. Франсуа был женат на Иветте. У Иветты есть золотой зуб, который виден, когда она улыбается. Когда-нибудь Патрик вставит себе золотые зубы — все, а не просто два или три. Иногда он сидел на кухне с Иветтой, а она давала ему пробовать все, что готовила. Протягивала ему ложку с помидорами, мясом или супом и спрашивала: «Ça te plaît?» ^[2] Он кивал и видел ее золотой зуб. В прошлом году Франсуа усадил его в уголок прицепа, рядом с двумя большими бочками винограда. Если на дороге были ухабы или она шла в гору, Франсуа оборачивался и спрашивал: «Ça va?» ^[3] — а Патрик отвечал: «Oui, merci» ^[4], перекрикивая шум мотора, визг прицепа и скрежет тормозов. Когда они приехали туда, где делают вино, Патрик очень обрадовался. Там было темно и прохладно, пол поливали водой из шланга, и резко пахло соком, который превращался в вино. Комната была огромная, и Франсуа помог ему подняться по лесенке на высокий помост над давильней и всеми чанами. Помост был из металла с дырочками. Было очень странно стоять высоко наверху с дырочками под ногами.

Дойдя по помосту до давильни, Патрик заглянул в нее и увидел два стальных валка, которые вертелись бок о бок, только в разные стороны. Валки, заляпанные виноградным соком, громко крутились и терлись друг о друга. Нижний поручень помоста доходил Патрику до подбородка, и казалось, что давильня очень близко. Патрик смотрел в нее и представлял, что его глаза, будто виноградины, сделаны из прозрачного желе и что они вывалятся у него из головы, а валки их раздавят.

Приближаясь к дому, как обычно, по правому, счастливому пролету двойной лестницы, Патрик свернул в сад, посмотреть, на месте ли лягушка, которая жила на инжирном дереве. Встреча с древесной лягушкой тоже была счастливой приметой. Ярко-зеленая лягушачья кожа выглядела глянцево-гладкой на фоне гладкой серой коры, а саму лягушку было очень трудно заметить среди ярко-зеленой, лягушачьего цвета листвы. Патрик видел древесную лягушку всего два раза. Первый раз он целую вечность стоял, не шевелясь, и разглядывал ее четкие очертания, глаза навыкате, круглые, как бусины маминого желтого ожерелья, и присоски на передних лапках, которые прочно удерживали ее на стволе, и, конечно же, на раздувающиеся бока живого тела, точеного и хрупкого, как драгоценное украшение, но жадно вдыхающего воздух. Во второй раз Патрик протянул руку и кончиком указательного пальца осторожно коснулся лягушечьей головы. Лягушка не шелохнулась, и он решил, что она ему доверяет.

Сегодня лягушки не было. Патрик устало одолел последний лестничный пролет, упираясь ладонями в колени, обогнул дом, подошел ко входу на кухню и толкнул скрипучую дверь. Он надеялся, что Иветта на кухне, но ее не было. Он дернул дверцу холодильника, которая отозвалась перезвоном бутылок белого вина и шампанского, потом пошел в кладовую, где в уголке на нижней полке стояли две теплые бутылки шоколадного молока. Не без труда он открыл одну и отпил успокоительный напиток прямо из горлышка, хотя Иветта не разрешала так делать. Как только он напился, то сразу погрустнел и уселся на шкафчик, болтая ногами и разглядывая свои сандалии.

Где-то в доме, за закрытыми дверями, играли на фортепиано, но Патрик не обращал внимания на музыку, пока не узнал мелодию, которую сочинил отец специально для него. Он соскочил на пол и побежал по коридору из кухни в вестибюль, а потом, гарцуя, прискакал в гостиную и начал танцевать под отцовскую музыку. Мелодия была бравурная, вихляющая, на манер военного марша, с резкими всплесками высоких нот. Патрик прыгал и скакал между столами, стульями и вокруг фортепиано и остановился, лишь когда отец закончил играть.

— Как дела, мистер мастер маэстро? — спросил отец, пристально глядя на него.

— Спасибо, хорошо, — ответил Патрик, лихорадочно соображая, нет ли в вопросе подвоха.

Ему хотелось перевести дух, но при отце надо было собраться и сосредоточиться. Однажды Патрик спросил, что самое важное на свете, а отец ответил: «Замечай все». Патрик часто забывал об этом наставлении, хотя в присутствии отца внимательно все разглядывал, не совсем понимая, что именно надо заметить. Он следил, как движутся отцовские глаза за темными стеклами очков, как перескакивают с предмета на предмет, с человека на человека, как на миг задерживаются на каждом, как мимолетный взгляд, клейкий, будто стремительный язык геккона, украдкой слизывает отовсюду что-то очень ценное. В присутствии отца Патрик смотрел на все серьезно, надеясь, что эту серьезность оценит тот, кто следит за его взглядом так же, как он сам следит за отцовским взглядом.