Я понимала, о чем она. Всех нас терзали одинаковые страхи и проблемы. Нам всем требовалось безопасное место, чтобы просто побыть самими собой. До того вечера мне казалось, что я одна на свете. Однако теперь у меня появилась своего рода парапсихическая семья. Мы стали встречаться за ужином раз в месяц, чтобы поболтать, посмеяться, посочувствовать и поддержать друг друга. Теперь у меня были сестры. Было убежище.
Через пару недель после сертификационных испытаний мне позвонила Фран Гинзберг. Она объяснила, как оценивался мой тест – каждый адресат представил оценку в баллах, по которой вычисляли мою точность. Фран сказала, что баллы у меня высокие, а это значило, что мои считывания оказались исключительно точными.
– Поздравляю, – заключила она. – Теперь вы сертифицированы.
Сердце у меня учащенно забилось, а на глаза навернулись слезы. Мое участие в спонсируемых ФВС мероприятиях одобрено. Я нашла необходимый мне канал для вывода способностей на новый уровень. Меня тянуло помогать людям в горе, и теперь у меня появился шанс это сделать. Сертификация ФВС стала для меня мощным признанием и даже больше. Это был к тому же мотивирующий момент. Призыв к действию. Я стала частью чего-то большего, чем я одна.
Я стала частью армии Света.
Меня не оставляло ощущение, что моя жизнь медиума-ясновидящей вот-вот круто изменится.
В небесах и на земле
Эшли только что исполнилось пять, и мы с Гарретом решили, что самое время завести еще одного ребенка.
Мы всегда хотели еще ребенка, но чувствовали, что надо немного подождать. Жизнь у нас была суматошная, нередко полный хаос – Гаррет оканчивал юридический колледж, а потом готовился к квалификационному экзамену, а я была свежеиспеченная мамашка, новичок-учитель и попутно ясновидящая. Со временем все потихоньку утряслось. Гаррет сдал экзамен, а меня взяли в штат школы. Нам удалось, экономя каждый цент, купить одноэтажный домик на три спальни на тихой, обсаженной деревьями улочке на Лонг-Айленде. Я сообщила мирозданию, что готова. Пора и ребенка.
Но, не забеременев сразу, я начала задавать Вселенной вопросы. Должно это случиться или нет? Чтобы помочь делу, я отправилась в местную аптеку за индикатором овуляции. Эшли я взяла с собой.
И вот я оказалась в проходе меж двух стеллажей, заполненных тестами на беременность, индикаторами овуляции и всевозможными товарами для делания детей. И опешила. И начала думать, что могу вовсе не забеременеть, и почувствовала себя опустошенной. Все мои страхи навалились. Изо всех сил я скрывала свои чувства от Эшли, но внутри просто разваливалась на части.
И именно в этот момент Эшли подергала меня за футболку.
– Мамочка, – сказала она, – ты знаешь, что Щетинка сейчас лежит у тебя возле ног и очень тебя любит?
«Щетинка?»
В детстве у нас была собака по имени Щетинка. Это был красивый, ласковый белый вест-хайленд терьер, и я обожала ее до безумия. Щетинка всегда утешала меня и дарила любовь, когда я в том нуждалась. Она была невероятно преданная. Когда мы отправлялись всей семьей в отпуск, Щетинка с вечера устраивалась калачиком на одном из чемоданов, чтобы мы не забыли взять ее с собой. Я обожала Щетинку, как всякая девочка обожает своего первого питомца, и поклялась хранить ее в сердце вечно. Но при всем при том не то чтобы я все время думала о Щетинке. В конце концов она ушла почти двадцать лет назад. Уверена, я рассказывала про нее Эшли, она даже могла видеть фотографию собаки, но, честно говоря, Щетинка не так уж часто всплывала в нашей повседневной жизни.
У меня уже возникали подозрения, что Эшли обладает способностями вроде моих, поэтому не так уж удивилась, что она видит Щетинку. Но меня захлестнули эмоции от того, что Щетинка появилась с посланием любви именно тогда, когда мне это было нужно. Все сомнения и страхи по поводу беременности исчезли в один миг. У меня возникло твердое ощущение, что все будет хорошо.
Спустя месяц я забеременела.
Новая беременность наполнила меня радостью и энергией. Спустя девять месяцев на свет появился чудесный мальчик с копной блестящих платиново-белокурых волос. Казалось, он светится. Мы назвали его Хейденом.
Я ожидала, что несколько месяцев после его рождения будут занятые, выматывающие и трудные, но в то же время радостные и восхитительные, как это складывалось, когда родилась Эшли. Но на сей раз все оказалось по-другому. Вместо подъема я ощущала уныние, тревогу, негативная энергия тянула меня к земле. Вины Хейдена тут нет – он был милым, жизнерадостным младенцем. Просто беременность что-то сотворила с моей внутренней проводкой. Меня замучили эмоциональные и энергетические качели – все равно что жить в доме со сломанным термостатом: то холодно, то жарко, то опять холодно. Временами меня словно окутывало темное облако.
Может, это послеродовая депрессия? Симптомы явно соответствовали этому диагнозу – печаль, тревога, раздражительность, плаксивость, нарушения сна. Но имелся и другой пугающий признак: у меня появились темные мысли.
Не то чтобы я собиралась сделать что-то плохое или причинить кому-то вред – видит Бог, ни за что в жизни. Просто я поняла, что могу это сделать. И как бы я ни старалась загородить позитивными мыслями негативные, справиться с последними не получалось. Темные мысли никак не прекращались. Это ужасало. «Это не я, – твердила я себе снова и снова. – Я служу свету, а не тьме. Я даже ужастики не смотрю!» С ревом вернулось знакомое чувство: «Что если я безумна?»
Пришлось взглянуть в лицо реальности: возможно, со мной что-то серьезно не так, ровно как я подозревала большую часть жизни. Весь достигнутый прогресс в области принятия своих способностей, поиска своего места в мире внезапно оказался под угрозой. Мучительное и болезненное было время.
Я решила обратиться за помощью и записалась на прием к психиатру.
В кабинет доктора Марка Рейтмана я входила клубком оголенных нервов. Не примут ли меня за психа из-за разговоров про Ту Сторону? А вдруг доктор Рейтман решит, что я не гожусь воспитывать моих собственных детей?
Однако его манера держаться быстро меня успокоила. Энергия у доктора была мягкая, ласковая и любящая. И все же я боялась худшего.
Начала я с рассказа о пугающих мыслях. Ничего не утаила. Доктор Рейтман слушал молча, ничем не показывая ни эмоций, ни суждений. Когда я закончила, он задал мне простой вопрос:
– Я знаю, что вас одолевают эти темные мысли, но, как по-вашему, вы их когда-нибудь реализуете на деле?
Я не колебалась ни секунды.
– Однозначно нет. Даже за миллион лет. Никогда, ни за что ничего подобного не сделаю.
– Вот и хорошо, – отозвался доктор Рейтман.
Мне полегчало, но я знала, что должна рассказать ему и остальное.
– Это еще не всё.
И я рассказала ему про то, как в одиннадцать лет знала, что дедушка умрет. Про сон о Джоне. Про то, как чувствую энергию людей и вижу их разноцветными. Про то, как разговариваю с мертвыми, а они отвечают. Про то, как они передают через меня сообщения своим близким.