Заклятие сатаны. Хроники текучего общества - читать онлайн книгу. Автор: Умберто Эко cтр.№ 25

Первое, что делают в Голливуде, продвигая новую актрису, – приводят ей зубы в порядок. Это стоит бешеных денег, как известно даже тому, кто ходит к зубному в Бухаресте. Значит, большинство девиц, снимающихся в порнофильмах, а среди них немало красавиц или по крайней мере хорошеньких, принадлежит к бедноте, денег на зубного у них нет. Полагаю, они и не надеются заработать нужную сумму своими услугами, поскольку, как говорит статистика, предложений на этом рынке в избытке, а значит, гонорары отнюдь не астрономические (из того же интернета я узнал, что самые популярные актрисы зарабатывают до десяти тысяч долларов в месяц, однако работают они недолго, а настоящих звезд по пальцам пересчитать). Наверное, они мечтают, что, когда появятся на экране компьютера, какой-нибудь голливудский магнат их заметит и решит отреставрировать им зубки. А может, и нет, может, они понимают, что с такими зубами в Голливуд не берут, и смиряются, что их удел – участвовать в низкопробных эротических играх?

Все это говорит об одном: бессчетная армия людей, сношающихся полный рабочий день, – пролетариат секса, а значит, вся порнопродукция – форма торговли живым товаром, эксплуатация тех, кто отчаялся найти постоянную работу.

Об этом важно помнить, потому что нередко посетители сайтов возбуждаются, думая, что героини порнофильмов занимаются тем, чем они занимаются, от бесстыдства, неосторожности, потому что им это нравится, потому что они ведут себя с вызывающей наглостью, что делает их еще желаннее. На самом деле они занимаются этим от отчаяния, понимая, что с такими зубами у них нет будущего, а есть только настоящее и жалкие заработки.

В прошлое воскресенье в Corriere della Sera Анджело Панебьянко написал о проявлениях догматизма в науке ^[144]. Я полностью с ним согласен и хочу лишь привлечь внимание к другой стороне проблемы.

Если кратко, Панебьянко утверждает, что наука по определению антидогматична: ученые осознают, что идут вперед, предпринимая очередные попытки и совершая ошибки. Значит (добавлю я вместе с Пирсом, который вдохновил Поппера ^[145]), в науке негласно действует принцип «фаллибилизма», в силу которого ученые всегда готовы исправить свои ошибки. Наука становится догматичной в неизбежно упрощенном журналистском изложении, которое выдает за чудесным образом сделанные открытия и окончательно установленную истину то, что на самом деле представляет собой робкие научные гипотезы. Впрочем, наука подвергается опасности догматизма, принимая один неизбежный критерий – то, что культура определенной эпохи подчинена некоей «парадигме» (не только парадигме, связанной с именем Дарвина или Эйнштейна, но также и Коперника, которой до сих пор преданы все ученые и которая позволяет разоблачить безумные идеи, проповедуемые теми, кто эту парадигму не признает, включая сумасшедших, которые до сих пор утверждают, будто Солнце движется вокруг Земли). Как же тогда быть с тем, что обновление происходит как раз тогда, когда кому-то удается поставить под сомнение доминирующую парадигму? Если наука цепляется за одну парадигму, хотя бы ради защиты завоеванной власти, изгоняя как безумца или еретика всякого, кто бросает ей вызов, разве она не становится догматичной?

Вопрос болезненный. Парадигмы нужно непременно отстаивать или непременно оспаривать? Культура (понимаемая как система знаний, мнений, верований, обычаев и исторического наследия, принадлежащих особой группе людей) – не только накопление данных, но и результат их отбора. Культура – это еще и возможность выбросить бесполезное и ненужное. История культуры и цивилизации складывается из тонн информации, которая давно похоронена. О культуре можно сказать то же, что говорят о человеческой жизни. Борхес написал рассказ «Фунес памятливый», герой которого помнит все – каждый лист, который он видел на каждом дереве, каждое слово, которое он услышал за свою жизнь, каждый порыв ветра, который он ощутил, каждый вкус, который он почувствовал, каждую прочитанную фразу. Тем не менее (вернее, как раз из-за этого) Фунес – полный идиот, он не может сделать ни шагу, поскольку неспособен отбирать и выбрасывать ненужное. Наше бессознательное работает, потому что умеет выбрасывать ненужное. А когда механизм заедает, идут к психоаналитику – восстановить то немногое, что нам действительно нужно и что мы по ошибке выбросили. Но все остальное, к счастью, уничтожено, наша душа – продукт постоянно отбираемых воспоминаний. Будь у нас душа, как у Фунеса, у нас бы ее и вовсе не было.

Так поступает культура, совокупность ее парадигм – результат всеобщей энциклопедии, складывающейся не только из того, что в ней хранится, но и, если можно так сказать, из табу на то, что уничтожено. Опираясь на эту всеобщую энциклопедию, люди дискутируют. Но чтобы дискуссия была понятна всем, нужно отталкиваться от существующих парадигм – прежде всего чтобы доказать, что их уже недостаточно. Без отрицания парадигмы Птолемея, которая служила фоном, никто бы не понял рассуждения Коперника.

Зато интернет подобен Фунесу. Представляя собой массу доступных сведений – неупорядоченных, неотфильтрованных и неорганизованных, – он позволяет каждому выстраивать собственную энциклопедию, то есть свободную систему верований, понятий и ценностей, в которой могут сосуществовать, как и в головах многих людей, представление о том, что вода – это H₂O, и представление о том, что Солнце вращается вокруг Земли. Значит, теоретически одновременно могли бы существовать шесть миллиардов разных энциклопедий, а человеческое общество свелось бы к нарушенному диалогу шести миллиардов людей, каждый из которых говорит на языке, понятном ему одному.

К счастью, это только теоретическая гипотеза, но она остается таковой как раз потому, что научное сообщество дорожит существованием общих языков, понимая, что для смены парадигмы требуется наличие свергаемой парадигмы. Безусловно, защита парадигм порождает опасность догматизма, но именно на этом противоречии и основано развитие знания. Чтобы не делать поспешных выводов, соглашусь с тем, что говорил безымянный ученый, которого цитирует в завершение своей статьи Панебьянко: «Не знаю, это сложное явление, надо его изучить».

По электронной почте мне пришло следующее письмо (обратите внимание не только на грамматику, но и на орфографию): «Ты тот, кого я хочу знать хорошо. Привет. Мое прозвание Марина, тридцать лет я. Я увидел твой профиль и решила вам представляться. Какой ты поживаешь? У меня великолепный настрой души. Я ищу человека для серьезное отношение, а ты какой тип связи ищешь? Я очень заинтересован с тобой знакомиться, но лучше если ты и я переписываться по e-mail. Если у вас есть стимул достигать со мной понимание, вот мой адрес: abhojiku@nokiamail.com. Или e-mail мне ваш e-mail, а я напишу тебе циркуляр. Надеюсь, нельзя покидать без внимания и послание ты мне пишешь. Я был бы очень рад заполучить ваше мнение. Я ждать и не дождаться послание через mail. Твое Марина».