Ученица. Предать, чтобы обрести себя - читать онлайн книгу. Автор: Тара Вестовер cтр.№ 70

Отец всегда говорил, что хочет построить комнату размером с круизный лайнер, но я никогда не думала, что у него хватит денег. Я посмотрела на маму, ожидая объяснений, но ответил мне отец. Бизнес стремительно развивается. Эфирные масла пользуются безумной популярностью, а мама – лучшая на этом рынке.

– Наши масла так хороши, – с гордостью сказал он, – что мы даже начали соперничать с крупными корпорациями. Все знают о Вестоверах из Айдахо.

Отец сказал, что одна компания предложила купить у мамы дело за три миллиона долларов! Родители, естественно, отказались. Целительство было их призванием, и деньгами их не соблазнить. Отец сказал, что большую часть доходов они посвящают Богу: делают запасы продуктов и топлива и даже собираются построить настоящее бомбоубежище. Я с трудом подавила усмешку. Я уже понимала, что отец уверенно продвигается к тому, чтобы стать одним из самых состоятельных сумасшедших в Западных горах.

На лестнице появился Ричард. Он учился на химическом факультете университета Айдахо и приехал домой на Рождество. С ним приехала его жена Ками с месячным сынишкой Донованом. Я познакомилась с Ками год назад, еще до свадьбы, и сразу же поразилась тому, насколько она нормальная. Как и жена Тайлера, Стефани, Ками была для нас чужая. Она была мормонкой, но из тех мормонов, которых отец называл «типичными». Она с благодарностью выслушивала мамины советы по лекарственным травам, но совершенно не собиралась отказываться от медицинской помощи. Донован родился в больнице.

Я поражалась тому, как Ричарду удается лавировать в бурных водах между нормальной женой и ненормальными родителями. Вечером я пристально за ним наблюдала и поняла, что он пытается жить в обоих мирах, быть верным и тому, и другому. Когда отец называл врачей пособниками сатаны, Ричард посматривал на Ками с улыбкой, словно отец шутил. Но когда отец это замечал и поднимал брови, выражение лица Ричарда сразу же менялось на серьезное, и он демонстрировал полное согласие. Он находился в состоянии постоянного перехода: то становился сыном своего отца, то превращался в мужа своей жены.

Мама была завалена праздничными заказами, поэтому я проводила время в Оленьем пике так же, как в детстве: на кухне, за приготовлением гомеопатических средств. Я разливала дистиллированную воду, добавляла капли основной формулы, потом пропускала крохотный флакончик через кольцо из большого и указательного пальца, считая до пятидесяти или ста, затем бралась за другой флакон. На кухню пришел отец попить воды. Увидев меня, он улыбнулся.

– Кто бы подумал, что нужно было послать дочь в Кембридж, чтобы увидеть ее на кухне, где ей и место? – сказал он.

Днем мы с Шоном оседлали лошадей и отправились на гору. Лошади с трудом пробирались через сугробы – кое-где снег доходил им до живота. Гора была прекрасна в морозном воздухе. Я чувствовала запахи кожи и сосны. Шон рассказывал о лошадях, о дрессировке, о жеребятах, которые появятся весной. Я вспомнила, что с лошадьми ему всегда было легко и комфортно.

Я пробыла дома около недели, когда гора решила нас заморозить. Температура стала резко снижаться. Мы отогнали лошадей: если бы они работали, из-за пота их спины покрылись бы льдом. Вода в корыте намертво замерзла. Мы разбивали лед, но он тут же намерзал снова, поэтому мы стали носить воду каждой лошади в ведре.

Вечером все остались дома. Мама смешивала масла на кухне. Отец сидел в пристройке, которую я в шутку стала называть Часовней. Он лежал на малиновом диване с Библией на животе, а Ками и Ричард играли на пианино гимны. Я с ноутбуком устроилась на диванчике рядом с отцом и слушала музыку. Я только начала писать Дрю, когда у черного хода раздался стук. Дверь распахнулась, и в комнату вбежала Эмили.

Она обхватила себя тонкими руками и тяжело дышала, почти задыхалась. На ней не было ни пальто, ни ботинок, только джинсы – мои старые джинсы и моя же порванная футболка. Мама усадила ее на диван и укутала одеялом. Эмили рыдала. Несколько минут никому, даже маме, не удавалось расспросить ее, что случилось. Все ли в порядке? Где Питер? Мальчик был очень слабым и маленьким, вдвое меньше сверстников. Ему приходилось пользоваться кислородной маской, потому что его легкие так и не развились должным образом. Может быть, схлопнулись его легкие? И он не может дышать?

Постепенно история стала проясняться. Эмили стала рассказывать, всхлипывая и стуча зубами. Насколько я поняла, днем Эмили поехала в магазин за продуктами, но когда вернулась домой, оказалось, что она купила не те крекеры для Питера. Шон взорвался.

– Как он вырастет, если ты не можешь купить ему нужную еду! – орал он, а потом схватил ее и вышвырнул из трейлера прямо в сугроб.

Эмили стучала в дверь, просила впустить ее, а потом побежала вверх по холму к нам. Пока она рассказывала, я не могла оторвать глаз от ее босых ног. Они были такими красными, словно их обварили.

Родители сели рядом с Эмили. Они похлопывали ее по плечу, сжимали ей руки. Ричард расхаживал у них за спиной. Он был подавлен и встревожен. Ему хотелось что-то сделать, и он с трудом сдерживался.

Ками все еще сидела за пианино. Она смотрела на всех с недоумением. Она не понимала Эмили, не понимала, почему Ричард злится, почему он каждые несколько секунд останавливается и смотрит на отца, ожидая слова или жеста – любого сигнала к тому, что нужно что-то делать.

Я смотрела на Ками, и сердце мое сжималось. Мне было досадно, что она стала свидетелем этого. Я представляла себя на месте Эмили, это было совсем не трудно, я постоянно об этом думала. Я снова оказывалась на парковке, снова смеялась тем диким, неестественным смехом, стараясь убедить окружающих, что с моей рукой все в порядке. Не сознавая, что делаю, я вскочила, подбежала к брату, схватила его за руку и потянула за собой к пианино. Эмили еще всхлипывала, и я зашептала, пока меня никто не слышал. Я сказала Ками, что это очень личная ситуация, что завтра Эмили будет стыдно. Ради Эмили мы должны разойтись по своим комнатам и предоставить все отцу.

Ками поднялась. Она решила поверить мне. Ричард мешкал, то и дело посматривая на отца. Но потом ушел вслед за женой.

Я вышла за ними в коридор, но потом вернулась. Я сидела за кухонным столом и смотрела на часы. Прошло пять минут, десять… «Ну же, Шон, – твердила я про себя. – Ну же, приходи!»

Я убедила себя, что если через несколько минут Шон появится, значит, он волнуется, как Эмили добралась до дома – не поскользнулась ли она, не сломала ли ногу, не замерзла ли в поле до смерти. Но он не появился.

Через двадцать минут Эмили перестала дрожать. Отец взялся за телефон.

– Приходи и забери свою жену! – рявкнул он в трубку.

Мама обнимала Эмили, а та положила голову ей на плечо. Отец вернулся на диван и похлопал Эмили по руке. Я смотрела, как они сидят втроем обнявшись. Мне казалось, что все это уже происходило и все роли хорошо отрепетированы. Даже моя.