И он выберет цель, по которой будет бить. Случайно — он удар наносить не будет.
— Один маленький вопрос. А французы насколько сильно связаны с армянами?
Израильтянин кивнул.
— Правильно понял. Это их ударная сила здесь. Французы — ставили на армян с самого начала.
Пока мы, как идиоты — гнали в Иран ракетные комплексы ТОУ для того, чтобы получить очередную порцию лживых обещаний способствовать освобождению американских заложников — а на деле только подтверждая один неприглядный факт: чтобы иметь возможность свысока разговаривать с Америкой, возьми в заложники американцев.
— А Франжье — как я понимаю, ставит на Сирию. Или она на него?
— Тут сложно. Понимаешь, у сирийцев здесь много врагов. Палестинцы все помнят. Сирийцам надо создавать хотя бы видимость дружбы с основными христианскими кланами и группировками. В том числе и с Франжье.
Они уже дошли до самого низа, ступили на причал. В пяти футах от ног хлюпало в причал Средиземное море…
— А о стрельбе во французском представительстве что слышно? — вышел на финишную прямую Авратакис.
— То, что французы как то подозрительно мало понесли потерь. Соображаешь. Это был их… как вы это называете… секретный дом.
— Безопасный дом — поправил Авратакис.
— Он самый. Так вот — французское посольство отправляет на родину только два гроба.
Франжье — судя по всему знал, на кого нападать. Знали и французы, что будет нападение. Сукины дети…
Интересно — они и в самом деле за пригоршню баксов продадут родную мать?
— Как насчет прямого контакта с Франжье? — решил пойти в лоб Авратакис.
— Проблематично, но…
Это означало — а что буду иметь с этого я?
Грек — обнял гостеприимного израильтянина за плечи.
— Время обеда. Как начет продолжить разговор за столом?
Армения. 28 июля 1988 года
…Руководство КГБ. Кто-то из ереванского горкома. Из республиканских органов. Я не всех еще просек — но вопросов нет, просеку. Они будут отвечать — но только в том случае, если не смогут кого-то подставить. А подставлять — они будут тебя…
Указательный палец нажал на перемотку. Затем — на воспроизведение…
…Руководство КГБ. Кто-то из ереванского горкома. Из республиканских органов. Я не всех еще просек — но вопросов нет, просеку. Они будут отвечать — но только в том случае, если не смогут кого-то подставить. А подставлять — они будут тебя…
А подставлять — они будут тебя…
Карпет задумчиво посмотрел на свой стол, где лежал небольшой, размером чуть больше пачки сигарет японский диктофон — таких, наверное, даже в конторе дяди Никанора
[104] не было, хотя делов-то. Если знать связи среди фарцовщиков, и что именно тебе нужно — то тебе хоть белого слона привезут, только башляй…
А подставлять — они будут тебя…
В том то все и дело, что легавый был прав. Подставлять будут его — больше некого. Собственно говоря — уже подставили. Сейчас две власти в республике. Первая — это он. Вторая — партия и гэбье, причем именно они сейчас — водят жалом, именно они — взорвали аэропорт, именно они — устроили Карабах, все — они. И для них нет ничего проще, чем обратить гнев Москвы на местных бродяг,
[105] и остаться, таким образом, единственными хозяевами в республике. Его интересы — с гэбьем и партейными — столкнулись еще тогда, когда встал вопрос, кто будет крышевать цеховиков, община или гэбье и должны ли партейные и гэбье — платить в общак положенную доляшку за контрабандные операции.
Да, да, вопрос стоял именно так! Закавказье во многом на этом и жило — если русские строили коммунизм, вкалывая на стройках за светлое будущее — то Закавказье жило на фруктах, контрабанде и подпольном производстве вещей, чаще всего трикотажа, Средняя Азия — на подпольном производстве овощей и той же самой контрабанде, чаще всего через Афганистан. Урожаи занижались вдвое (и как тут советскому сельскому хозяйству не числиться убыточным), подпольно выращенные фрукты — овощи перевозили на север, где толкали втридорога, обычные джинсы в Москве смогли стоить полторы — две студенческие стипендии. Заработки всех, кто был задействован в нелегальных операциях — составляли тысячи, а у тех, кто стоял на особо важных участках или возглавлял бригады — и десятки тысяч рублей в месяц. Если в РСФСР — боролись с коррупцией и спекуляцией аж до расстрелов — то на югах милиция и КГБ были в доле, равно как и партия. И все было бы ничего, если бы не одно «но» — возродившаяся воровская община тоже требовала доли и немалой. И не дать было нельзя — от сумы да от тюрьмы не зарекайся, попадешь — а зоны держали воры, причем держали глухо. От того, как ты себя вел на воле, зависело — будешь ты жить или нет.
И постепенно стало так, что на один кусок — было слишком много претендентов.
Кроме того — вышло еще и так, что частным предпринимательством и спекуляцией занялась сама партия. Чаще всего — это либо сынки действующих и бывших, но не потерявших связи с кастой партийных бонз, либо комса. Комсомольцы. Молодежь можно было понять — все места в управлении государством были оккупированы сверху — донизу, правило о том, что должность надо «высидеть» действовало неукоснительно. На того, кто «прорвался» — стаей накидывались все остальные, видя в «молодом и дерзком» угрозу самим себе. А среди молодых — было немало неплохих организаторов, которые хотели заниматься нормальным, живым, нужным и денежным делом, а не сверкой — сводкой
[106]. Чтобы дать возможность выплеснуть энергию и заработать — разрешили создать комсомольско-молодежные строительные бригады и шабашить. Шабашили. Зарабатывали. Но не все, да и бригады были только летом. Так молодежь пошла в спекуляцию и в контрабанду, там где граница рядом. В создание подпольных производств. Каких? Да каких угодно, хоть зарубежную эстраду переписывать на рентгеновские снимки, благо нормальных пластинок всегда не хватало. И вот тут то — в полный рост встала проблема: эта молодежь платит доляшку в общак или нет?
Платит? А молодежь не собиралась этого делать, власти воров она не признавала. Не платит. А тогда другие могут сказать — они не платят, а нам зачем платить? Непедагогично получается. Вдобавок, появилось, точнее, начало появляться новое поколение организованной преступности — совершенно отмороженная молодежь, вышедшая из подпольных качалок, из тайных секций по изучению запрещенного кем-то неумным каратэ. И они тоже хотели своего куска, и вставал вопрос — а где его взять
[107]?