Porque te vas…
Porque te vas…
Porque te vas…
Я брел вьющимся коридором и снова слышал шепоты, но отвечал им проклятьями. Я следовал за дыханием воздуха и движением пламени моего факела и через какое-то время снова попал в пещеру, где стояла черная вода, а за стеной плескался ручей. Мне казалось, это должно означать, что он вот-вот вырвется на поверхность, но это была неправда, поскольку ручей с тем же успехом мог погружаться глубже под землю и вовсе не должен был стремиться в мир под звезды и небо.
Я выбирал дорогу, где чувствовал холодное дыхание воздуха, и пер напролом.
Продолжалось это долго. Когда идешь в неизвестность, в темноту, и, что хуже, под землей – все тянется очень долго.
Но потом я добрался до камеры, из которой не увидел никакого выхода, зато снова услышал шипящие шепоты, но другие, чем от слепого змея. Нечто белое двигалось в изломах скал, бежало оттуда, куда падал свет факела, и пряталось в тенях. Но я все еще слышал в голове голос флейты, на которой играл мой последний друг, и меня переполнял гнев. Я положил копье на пол и одним движением всунул его в корзину странника, а потом вынул нож следопыта и переложил факел в левую руку. В пещере было маловато места, чтобы пользоваться копьем.
Я не боялся, но, увидев истекающую бледным светом вздутую белую безглазую голову, прозрачную, как тело морского создания, и скалящую на меня сверкающие, будто сталь, зубы, я вскрикнул и отпрыгнул. Они появлялись отовсюду, шипя: «Ты боялась боли, Пассионария?», «Мы ждали тебя так долго…», «Ты убила нас, Пассионария…» Были у них раздутые туловища, короткие, скорченные конечности и большие головы, скалящие свои железные зубы, словно выкованные кузнецом, а двигались эти твари, будто плавали в воздухе, в облаке розоватых капель.
Продолжалось это лишь мгновение, а потом моя ярость взорвалась. Я помню вопль, отчаянный писк ройхо и удары моего ножа да рев пламени факела. Я резал, пинал и колол, я впал в такую ярость, что втиснулся в тесный проход за последним орущим созданием, втиснулся буквально в щель. А потом я вывалился по другую сторону на скалы, на дно очередной пещеры, и при мне уже не было факела. Я лежал в пугающей тьме, чувствуя холод, и не мог сдвинуться с места от усталости. Призраки исчезли, я слышал только шепот текущей воды. Я пытался нащупать в непроглядной темноте факел и почувствовал, что веду ладонью по слою каких-то влажных отростков или, может, мха, такого, какой растет в пещерах. Факела я не нашел, но увидел, что в ужасной тьме пещеры что-то помаргивает, какие-то точечки, как искры, а может, насекомые или светящиеся грибы, которые вроде можно повстречать под землей. Я знал, что если не найду факел, меня ждет смерть. Я почувствовал дыхание холодного воздуха, вдруг опустилось на меня голубоватое мерцание и на своде пещеры я увидел два кружка, горящих, будто раскаленные медяки. А потом услышал далекий лай собаки. И наконец понял, что я смотрю на луны, что теперь ночь, а я вышел из пещеры и лежал на влажном мху среди камней.
В ту ночь я не спал, а просто сидел, смотрел вдаль и ждал, пока взойдет солнце. А когда оно наконец-то взошло, я увидел склон горы, лес и спокойно вьющуюся меж взгорий реку. Впервые за много дней я видел чистый рассвет с синим небом и золотым солнцем, видел я также, что вдоль реки ведет тракт, а далеко за взгорьями, едва заметное, переливается море, как небольшое зеркальце из полированной стали.
Я взял свои вещи и двинулся вниз, чувствуя себя странно, поскольку я по-настоящему освободился и мог отправляться к предназначению; но я то и дело вспоминал Бенкея и мысленно обещал ему, что вернусь в проклятую долину, хотя от одной этой мысли сводило у меня плечи.
Сама дорога оказалась настолько обычной, что я и не думал, что в стране, называемой Побережьем Парусов, нечто подобное вообще возможно.
В тот же самый день, далеко после обеда, мимо меня проехала двухосная повозка, на которой сидел одноглазый карлик в широкой шляпе. Сперва предложил мне купить у него деющие предметы, которыми он торговал.
Я ответил ему, продолжая идти, в любой момент готовый обнажить клинок копья, что я уже видел многие из них, и что держусь от Деющих и урочищ как можно дальше. Однако повозка продолжала скрипеть рядом со мной, а старик спросил, нет ли тогда неких деющих вещей у меня на продажу. Я сказал, что ответ мой неизменен и в этом случае, и что пусть он едет своей дорогой.
Тогда он предложил мне место на козлах, сказав, что ему надоело одинокое путешествие и что он охотно странствовал бы дальше в компании чужеземца, который муж рассудительный и сторонящийся вещей, которые – позор этого мира. Тогда я спросил, отчего сам он их продает, а он ответил, что для того, чтобы их лишиться.
Я сел на его повозку, которая покатилась трактом по течению реки.
Муж представился как Воронова Тень или как-то так и разделил со мной ужин, мне же казалось, что нет в мире ничего лучше вяленого мяса, сыра и свежего хлеба.
Впервые за долгое время я спал глубоко и мне не снились никакие кошмары.
Однако на следующий день я проснулся, когда солнце стояло уже высоко, лежа на попоне подле угасшего костра, а от повозки и старика не было уже и следа. Я тут же проверил все вещи, которые были у меня в корзине и за пазухой, но оказалось, что он ничего у меня не украл. Зато я нашел чистый узелок, куда была завернута ковечья кишка, набитая резаным на кусочки вяленым и сушеным мясом, как в обычае готовить провиант для путешествия среди людей Побережья, а еще – буханка хлеба и луковица. И тогда я понял, что в этом мире возможно повстречать людей честных, не интересующихся урочищами и не желающих ограбить, пленить или убить любого, кто попадется на глаза. Обычных людей, которые едят сыр, путешествуют в повозках, запряженных ослами, торгуют и не имеют ничего общего с именами богов.
Я раздул жар, а потом съел завтрак, глядя на реку и пытаясь не думать ни о чем, а особенно о Бенкее. А также о Снопе и Н’Деле.
Я сомневался, что сумею их встретить, но думал об огненной стреле, которая перечеркнула небо, как и обещали мои видения, и впервые пришло мне в голову, что, возможно, мое призвание все же существует.
Я закончил есть, а то, что осталось, упаковал в корзину и услышал скрип весел. Я подумал в отчаянье, что для Носителя Судьбы у меня серьезные проблемы с тем, чтобы сделать хотя бы несколько шагов и не влезть в очередные проблемы.
Лодка появилась из-за поворота реки, была она длинной, со сложенной мачтой, и двигалась благодаря ряду весел, торчащих из бортов, но галерой она не выглядела. Стоящий на носу муж, с луковицей в одной руке и рогом в другой, что-то крикнул, и весла замерли, а лодка продолжала двигаться по течению. Я заметил, что на палубе никто не держит плети, но все равно косточки моей руки, сжимающей посох шпиона, побелели.
– Эй, парень! – крикнул мужчина. – Мы плывем к устью! Не хотел бы сесть за весло за полмарки медью? Легкая работа, плывем по течению.
– Полная марка, – крикнул я. – Или половина и еда.