Владыка ледяного сада. Носитель судьбы - читать онлайн книгу. Автор: Ярослав Гжендович cтр.№ 40

Первые недели мы не думали ни о чем, кроме бегства. Придумывали различнейшие способы, но было это непросто. На ночь запирали нас в доме, а на подворье выпускали собак. На полях за нами постоянно следили два вооруженных всадника – что хуже, в соседней долине и в горах стояли хутора менее богатых землепашцев, которые работали на полях Смильдрун и получали за это часть урожая, ходили на ее корабле, когда она отправлялась рекой к морю, и во всем были от нее зависимы.

Труды на полях под присмотром стражи не слишком склоняли нас к бегству, поскольку оказалось, что за каждого пойманного беглеца стражники получают от Сверкающей Росой кусок золота, который тут называли гвихтом, и в котором было примерно столько золота, сколько в двух дирхамах. Для них это было целое богатство, благодаря которому можно было не думать о еде примерно год. К тому же нам запрещалось держать запасы еды, за это карали кнутом, а нашу комнату часто обыскивали.

От остальных невольников тоже было немного толка. Каждый из них держался в стороне и, если считать Удулая, лишь пятеро из них говорили на нашем языке. Остальные разговаривали языком Побережья Парусов – как люди, живущие за горами, называли свою страну. На их языке звучало это как «Смарсельстранд».

Вскоре после нашего прибытия случилось так, что двое людей сбежали. Были это местные, приговоренные Смильдрун в рабство за воровство. Один из них украл ее коня с пастбища, а второй, молодой парень, странствуя через горы, убил ее ковцу, потому что, как утверждал, умирал с голода. Конокрад пошел в рабство на десять лет, а бродяга – на три, из которых год уже провел гостем у Сверкающей Росой.

Убежали они ловко – собирая хворост, нашли какие-то грибы, которые высушили и растерли в порошок, а потом насыпали собакам в корм. Ночью те были больны и отуманены, у них не было сил даже лаять, а двое потом подохли. Оба мужчины во время ремонта крыши надрезали шнуры, скреплявшие камышовые скатки, и подготовили ту часть крыши так, чтобы никто ничего не заметил, а когда настала ночь – просто отвалили в сторону кусок стрехи и выбрались наверх. Оттуда перебежали на другую часть скотника, потом перепрыгнули на крышу сарая и прошли им до самого частокола. Часовой, стоящий ночью, заходил туда редко, а главным образом дежурил на деревянной башне над воротами, они же вели себя очень тихо. У них был длинный ремень с привязанным серпом, который они украли днем, и благодаря ему вылезли за частокол, соскользнули на другую сторону и сбежали в горы. Мы обо всем этом узнали утром, когда должны были отправиться в поле. Оказалось, что двое людей исчезли, а в крыше над сусеком дыра. Звались они Снакальди Сердечная Ладонь – тот, который украл коня, молодым же бродягой был Харульф Читающий-на-Снегу.

Сразу же принялись дудеть длинные, в несколько шагов, трубы, играя специальный сигнал – «бегство». Люди Смильдрун и сама она не выглядели растерянными – скорее, обрадованными, поскольку перекрикивались и посвистывали, садясь на лошадей, беря луки и свернутые в петли длинные ремни. Разъярились только, когда поняли, что собаки больны.

В горы отправились и селяне с собственными собаками, оружием, с криками – никто в этот день не работал в поле.

Те, кто остался в ограде, чтобы за нами приглядывать, казались разозленными и не щадили для нас злых слов. Удулай, который был кем-то вроде старосты для рабов, казался испуганным. У него тряслись руки, а глаза были на мокром месте, и этот вид был для нас истинным наслаждением.

Преследователи вернулись на третий день около полудня, ведя беглецов на длинных ремнях за лошадьми. Одежда обоих была – в клочья, петли сжимались на их глотках, а еще им наверняка все время приходилось бежать со связанными руками. Если бы кто-то из них упал и если бы его поволокли, он задавился бы, однако Смильдрун нужно было не это, а потому, когда нужно, они останавливались и кнутами заставляли беглецов встать на ноги. Оба были избиты и окровавлены, а Снакальди стал одноглазым.

Нас вывели на двор и приказали смотреть, как Харульфа привязывают к той самой решетке, на которой висела готовая к свежеванию дичь. Потом вышла Смильдрун, босая, со связанными волосами, одетая только в тонкую рубаху. Дракониха принесла с собой ременной бич с короткой рукоятью. Когда крутанула им над головой, тот издал воющий звук, а потом кнут со щелчком хлестнул по коже на спине молодого Харульфа, сразу прорубая ее и превращая в багровую рану. Смильдрун танцевала по мощенному двору, крутя плетью, но уже не было слышно свиста ремня или треска ударов – только отчаянные вопли мучимого парня.

Мы смотрели на это молча, будто выйдя из ледяной воды. Раб, стоящий рядом, трясся и беззвучно плакал, а Бенкей смотрел на казнь прищурившись и жевал соломинку, которую двигал во рту с одной стороны в другую, и было видно, что он бледен от ярости.

Сверкающая Росой сверкала от пота и крови, размахивая плетью, рубаха прилипла к ее объемному телу с подрагивающими валка́ми жира; большие, как баллоны, груди распирали рубаху, словно желая прорвать шнуровку тонкого полотна. Она же облизывала губы, капли крови забрызгали ее лицо, и я понял, что это ее возбуждает, что она распалена, как кобыла в течку. Била так долго, что парень перестал кричать и обвис на деревянной раме, а потому его отвязали и бросили во дворе, как тряпку, а потом приволокли Снакальди. И снова завыл кнут, и снова брызнула кровь. Это продолжалось бесконечно, а мы стояли и смотрели, слушая крики мучимого человека, которого называли Сердечной Ладонью, – но и крики Смильдрун, которая при каждом ударе издавала хриплый стон.

Наконец Снакальди тоже обвис, а Сверкающая Росой устала. Я надеялся, что это уже конец, но самое худшее только готовилось.

Сперва их привели в сознание, но Снакальди не отвязали, а втерли ему в раны на спине горсть соли. У того уже не было сил кричать, он только извивался и издавал тихий, ужасный скулеж, как умирающий пес. Но Сверкающей Росой было недостаточно и этого, а потому двое людей схватили копья, которые использовали для охоты на медведей. У этих копий были узкие листовидные наконечники, древки под ними были окованы железом на локоть, а в стороны торчали короткие перекладины. Копья втыкали медведю в грудь, а перекладины должны были упереться в тело, чтобы он не насадился слишком глубоко и не сумел дотянуться до охотника.

Оба мужчины подошли к несчастному Снакальди сбоку и медленно воткнули рогатины ему под мышки так, чтобы те вышли из плеч по обе стороны головы. Потом отвязали его от рамы и вынесли в открытые врата, держась за древки. Обвязали ремнем и втянули на помост наблюдательной башни. Потом древки уперли в помост, а на острия надели цепи, оканчивающиеся железными шипами, которые приладили к балке под крышей башни. Скрещенные копья слегка наклонились вперед и держали теперь надетое на них, подрагивающее тело над воротами и черепом буйвола.

– Он хотел умереть, глядя на горы и небо! – заорала Смильдрун и издала жуткий, лязгающий смех. – Так пусть оно так и будет!

Потом пришел черед молодого бродяги, который почти обезумел от ужаса, но его не стали пробивать рогатинами, а вместо этого Смильдрун отрезала ему все пальцы на одной ноге большими клещами для вытаскивания гвоздей, раскалив их в огне. Однако она не была довольна, поскольку на середине казни парень потерял сознание и его не удалось привести в чувство.