«А он быстро совладал с собой!» – подумал Воронцов.
– Какого черта ты залез в чужую машину, тем более что она опечатана милицией?
– Она не была опечатана! – дерзко ответил Лешка.
«Эх, парень! – подумал Воронцов, начиная нервничать. – Как тебе будет плохо!»
– Она чужая, пацан!! – зарычал он и ударил Лешку по щеке.
– Если вы будете распускать руки, то я тоже вас ударю! – выкрикнул Лешка, но голос его ломался от волнения.
– Заткнись, сопляк! – крикнул Воронцов и снова влепил Лешке пощечину.
Лешка дернул головой и оскалил зубы.
– Что вы ко мне прицепились?! Я могу и сдачи дать!
– Не забывайся, Клинцов!
– А вы не придирайтесь! Я ничего в этой машине не украл!
– Не украл? А это что?! Что?! – кричал Воронцов, срывая с плеч Лешки рюкзачок.
– Уберите свои грязные руки! Не думайте, что вам все позволено! И на вас управа найдется!
– Управа?! – вспылил Воронцов и с силой ударил Лешку в живот. Парень, ахнув, согнулся и вдруг резко махнул кулаком. Воронцов не успел отпрянуть. Лешкин кулак въехал ему в нос. Следователю показалось, что перед его глазами вспыхнула петарда. Ошалев от боли, он схватился рукой за нос, из которого уже начала хлестать кровь, и попятился. Лешка тотчас воспользовался замешательством и со всех ног рванул к реке.
– Стой, Клинцов! – не своим голосом заорал Воронцов, теряя контроль над собой от боли и злости. Его рука машинально потянулась к кобуре.
Лешка быстро удалялся. Воронцов выхватил из кобуры пистолет и снял его с предохранителя. Ему казалось, что унижение, которое он переживает, давит на него, словно гигантский пресс, размазывая как дождевого червя по асфальту.
– Клинцов!! Стоять!! – в отчаянии крикнул следователь, понимая, что уже через мгновение фигура парня растворится в ночи, и, вскинув руку с «макаровым», несколько раз быстро нажал на спусковой крючок.
Ему послышался сдавленный крик. Замерев, Воронцов несколько мучительных мгновений вслушивался в тишину. «Черт возьми! – подумал он, осознавая, что сотворил. – Зачем я стрелял?»
– Клинцов! – крикнул Воронцов и удивился тому, насколько сильно изменился его голос.
Затолкав пистолет в кобуру, Воронцов пошел в темноту. Желтый круг света от фонарика бежал по мокрой траве. Воронцов почувствовал, что у него дрожат руки. «Проклятый пацан! – думал он. – Вывел меня из себя!.. Хоть бы я промазал!»
– Клинцов! – еще раз позвал Воронцов, но уже совсем тихо. В луче света блеснули темные маслянистые капли, которые словно мелкие вишни повисли на травинках. Воронцов согнулся, разглядывая кровавый след, и сердце его заныло. «Вот же какая лажа случилась! – лихорадочно подумал он, светя фонариком вокруг. – Я все-таки его задел!»
По кровавому следу он дошел до песчаного обрыва, который спускался к реке, посветил вниз, но до воды фонарик не достал. Холодный пот выступил на лбу Воронцова. «Надо срочно связаться с прокуратурой, – подумал он, с усилием превозмогая охватившее его оцепенение. – Связаться с прокуратурой и доложить, что на меня напал сын подозреваемой Надежды Клинцовой… Он напал на меня неожиданно и попытался задушить… И я, защищаясь, был вынужден применить табельное оружие… Чем быстрее я доложу об этом, тем будет лучше…»
Повернувшись, Воронцов едва ли не бегом направился в деревню.
31
Даша задремала и, услышав выстрелы, проснулась как от толчка, вскочила на ноги и кинулась в темноту, туда, где стоял «КамАЗ».
– Леша! Леша! – несколько раз позвала она.
Голова кружилась. Сердце колотилось часто, сильно, словно требуя чего-то. Едва она пробежала мимо колодца, как кто-то схватил ее за руку. Даша закричала, но горячая влажная ладонь крепко легла ей на рот.
– Тихо… – услышала она взволнованный шепот Воронцова. – Это я…
– Юрочка! – едва держась на ногах от испуга, произнесла Даша. – Ты слышал? Там что-то щелкнуло…
– Ты почему здесь? – торопливо спросил Воронцов. – Я же тебе русским языком сказал: уезжай! Тебе здесь больше нечего делать!
Он повел ее в деревню, крепко, до боли сжимая ее локоть. Даша шла и ног не чувствовала.
– Юра, – произнесла она, не в силах сопротивляться. – Юра… Скажи, пожалуйста… Что ты там делал? Ты кого-нибудь видел?
– Ни слова больше! – зло перебил ее Воронцов. – Это тебя не касается! Тебе надо срочно уезжать отсюда! Я договорюсь, и тебя отвезут на тракторе на станцию. В два часа ночи будет поезд на Ростов… Все!! Не смей мне возражать!!
Он тащил ее за собой. Даша спотыкалась, оборачивалась, глядя в непроглядный мрак.
«Нет, он меня не любит, – с нахлынувшим ужасом подумала Даша. – Он даже не хочет на меня смотреть. А что он делал на лугу? Где Лешка?»
Они прошли мимо вечно закрытого магазина и бывшего пошивочного ателье. Даша хотела остановиться. Ей надо было забежать в дом телятницы на околице и попрощаться с Лешкой, но Воронцов не отпускал ее руки.
– Дорога подсохла, – бормотал он. – Доедешь с ветерком. А я тебя потом найду…
«Вот и все! – вдруг необычайно ясно и остро поняла Даша. – Сейчас мы расстанемся навеки. И он никогда не станет меня искать. Я ему уже не нужна. А мне что делать? Умереть? Но я не хочу умирать! Господи, почему же он весь дрожит?»
Она все же остановилась да еще схватилась за рей-ку ограды. Воронцов сжимал ее руку, Даше было очень больно.
– Юра… – произнесла она. – Я тебе больше не нужна?
Он не смотрел на нее. Губы его были подвижны, словно во рту у него была жвачка.
«Ну посмотри же на меня!» – мысленно взмолилась она.
– Тебе надо уехать, Даша! – едва сдерживаясь, чтобы не закричать, ответил Воронцов. – Ситуация изменилась! Тебе опасно здесь находиться!
Опасно находиться! О чем это он?
– Юра, а ты знаешь… – уже едва слышно сказала Даша. Ее лицо помертвело, губы задрожали. Она вдруг поняла, как остановить этот безумный бег к расставанию, как привязать Воронцова к себе, заставить его думать только о ней, только о ней одной и больше ни о ком! – Юра, а ты знаешь… – повторила она уже спокойно.
– Ну что?! Что?! – вдруг со злостью выкрикнул Воронцов и так сжал ее руку, что Даша от боли прикусила губу.
– А ты знаешь, что дальнобойщика убила я?
До Воронцова не сразу дошел смысл этих слов.
– Что? – переспросил он.
– Я убила дальнобойщика! – громче повторила Даша.
– Ты что несешь, дурочка? – прошипел Воронцов. Пальцы его невольно разжались, и он отступил от Даши на шаг. – Ты соображаешь, что говоришь?
– Что было, о том и говорю.