Пытаясь вычистить ботинки о сырую траву, к капитану подошел сержант.
– Там, – показал он пальцем на дорогу, – следы снова появляются. Идут вверх по склону, а на дороге уже перекрывают двойную колею от грузового «ЗИЛа». Похоже, что здесь «УАЗ» сначала поставили на колеса, а затем на буксире вытащили на дорогу.
– Что надо сделать… – сказал капитан, глядя на дорогу. – Что надо сделать в первую очередь. Проверить подвижной состав в гаражах и парках станций «Скорой помощи». Во-вторых, проверить в организациях путевые документы… Ты записывай, записывай!
Сержант вынул из кармана потрепанный блокнот и ручку.
– И выставить посты на въезде в город, – добавил капитан. – Хотя, конечно, с постами мы уже опоздали.
Он в сердцах сплюнул. О какой оперативной работе можно было говорить, когда половина дорог в районе были грунтовыми! Дождь пройдет – и элементарная задача становилась невыполнимой. Двадцать первый век наступил, а самым надежным видом транспорта в этих убогих деревнях по-прежнему оставался гужевой.
– Поехали! – сказал он, подписав схему ДТП, и первым направился к серой милицейской машине, севшей в грязь по самое днище.
15
Петух хлопал крыльями и горланил изо всех сил, но никто из его сородичей не откликался, во всяком случае не было слышно. Вскочил на жердь, вытянул шею и крикнул еще раз. Потом склонил голову набок, прислушиваясь, и его покрытый боевыми шрамами гребешок свесился, словно клоунский колпак. Деревенская улица была наполнена мычанием коров и звонкими щелчками хлыста. По улице гнали стадо, и над дорогой, уже начавшей подсыхать, поднималась пыль.
А в саду Шурика было свежо и чисто. Смоченные росой яблоки источали острый аромат. Картофельные грядки расцвели фиолетовыми цветками. Лучи солнца пробивались через листву, разливались желтыми пятнами по веткам, стволам, тропинке, путались в паутине под навесом сеновала и играли на закрытых веках Воронцова.
Даша держала яблоко за черенок и медленно водила им по его губам. Воронцов делал вид, что спит, но губы его предательски растягивались в улыбке. Наконец он попытался впиться зубами в яблоко. Даша взвизгнула, отдернула руку, но Воронцов схватил ее за плечи, опрокинул на спину и тотчас оказался над ней. Он начал рычать и тыкаться губами в ее грудь и живот. Даша смеялась, пищала от страха и щекотки и крутила ногами «велосипед». Наконец она зацепила свисающую с полки «сбрую», кобура немедленно свалилась, и пистолет стукнулся рукояткой о темечко Воронцова.
– Я люблю тебя, – прошептала Даша, глядя на сморщенное от боли лицо Воронцова. – Я тебя люблю… Тебя я люблю… Люблю тебя я… Ой! А у тебя гусеница на плече!
Воронцов взревел, подпрыгнул и принялся хлопать себя по плечам. Даша зашлась в смехе:
– Я пошутила!
– Ах, пошутила?! Тогда берегись!
Он стиснул девушку в объятиях, и она притихла. Через несколько минут полной тишины она отвернула лицо, глубоко вздохнула и сказала:
– Мне воздуха не хватает.
– А ты дыши через нос, – посоветовал Воронцов. Он вытащил из кобуры «макаров», отсоединил обойму, посмотрел на ряд золотистых патронов и снова загнал обойму в рукоятку.
– В тебя когда-нибудь стреляли? – спросила Даша, завороженно глядя на пистолет.
– А как же, – ответил Воронцов и, вытянув руку с «макаровым» в сторону старой груши, прищурил глаз.
– Страшно?
– Сначала не очень, – ответил Воронцов, пряча оружие в кобуру. – А потом, когда подумаешь, что в это время вполне уже мог лежать в морге, нехорошо становится.
Даша села, скрестив ноги по-турецки. В ее глазах разгорался интерес.
– А расскажи про какое-нибудь дело.
– Про какое дело?
– Про самое страшное, – ответила Даша и, широко раскрыв глаза, оскалила зубы. – Про вампиров, маньяков и ходячих покойников.
– С ходячими покойниками не сталкивался, – серьезно ответил Воронцов, застегивая рубашку.
– Тогда про маньяков.
– А что ты хочешь узнать про маньяков?
– Мне интересно, как ты шел по следам преступника, как собирал хлебные крошки в столовой, исследовал окурки в парламенте, находил пятна крови на платье балерины, а потом срывал маску с маньяка, который притворялся милиционером!
Последнее слово у нее вырвалось помимо ее воли, и Даша даже язык прикусила. Воронцов усмехнулся и закинул лямку «сбруи» на плечо.
– А почему милиционером? – спросил он.
– Так, к слову пришлось.
– Рассказывать об этом долго и неинтересно, – произнес Воронцов.
Даша вскочила на колени и принялась приглаживать взъерошенные волосы Воронцова. Она пытливо заглядывала ему в глаза.
– А как ты думаешь, у меня есть способности? Я могла бы стать следователем, как ты?
– Следователем? – переспросил Воронцов и с сомнением покачал головой. – А зачем тебе быть следователем? Ты хочешь так же топтать навоз да ползать в темноте по кустам? Нет, не надо, милая моя. Ты добрый и светлый человек. Лучше общайся с телятами. Они нежные и смешные. Так ведь, малыш?
Именно такой Воронцов, печальный, романтический и по-рыцарски благородный, сводил Дашу с ума. Не сдержав любовного порыва, она прижала голову Воронцова к своей груди.
– Бедненький! – воскликнула она, покрывая поцелуями лицо следователя. – Мне тебя жалко! Ты себя сжигаешь, растрачиваешь, и ради чего?
Она уже была готова рассказать ему про жену участкового, которую тайно навещал водитель Валера, но вовремя спохватилась. Воронцова это неожиданное признание могло обидеть. Вдруг он спросит: «А почему ты мне лгала, когда я просил тебя рассказать все, что знаешь?» И между ними встанет стена недоверия. И светлая, чистая любовь будет оплевана.
– Я тебе помогу, – прошептала она, едва сдерживая слезы. – Обязательно помогу. У меня интуиция… Честное слово! Я сама не могу объяснить этого, но во мне такое чувство, словно бог ведет меня по правильному пути и я знаю, кто убийца.
– Как ты мне поможешь? – сожалея, произнес Воронцов и снял с плечиков пиджак.
– Я найду убийцу! – повторила Даша. – И принесу доказательства!
Воронцов рассмеялся:
– Милая! Пожалуйста, не надо нести мне доказательства! Не отбирай у меня мой хлеб. Я сам найду убийцу. Не сегодня, так завтра.
– Голубчик! Родненький! – взмолилась Даша и нежно коснулась рукой его губ, чтобы он не говорил, а дал высказаться ей. – Ради тебя! Мне так хочется помочь тебе! У меня получится! Сам потом мне спасибо скажешь!
Воронцов взглянул на Дашу с настороженным вниманием.
– Ты уверена в этом?
– Уверена!
– Может, ты уже кого-то подозреваешь?