— Халтуришь? Взяла самую легкую коробку, которую только смогла найти?
— Не такая уж она и легкая, знаешь ли! В следующий раз укладывай вещи разумней!
— Надеюсь, следующего раза не будет, — крикнул он в ответ.
Я в этот момент хотела аккуратно поставить свою обманчиво легкую коробку на пол, но вместо этого просто плюхнула ее поверх других — сил нагибаться не было.
— Я имела в виду: если мы вдвоем куда-нибудь переедем, — пояснила я, подойдя к двери.
Бен поднялся по лестнице, обошел меня и аккуратно поставил на пол свою коробку. Мы снова вышли. Оба выдохлись, но я подустала побольше его.
— Тебе после этого всего хочется еще куда-нибудь переехать? — спросил Бен, спускаясь первым.
— Нет, ты прав. Останемся здесь навсегда. Больше ни единой коробки не хочу собирать и таскать.
Солнце уже садилось за горизонт, когда мы занесли в дом последние вещи. Это было началом чего-то нового. Мы с Беном чувствовали это. Мы вдвоем и целый мир вокруг.
— Думаешь, тебя не будет напрягать моя грязная посуда? — Бен обнял меня одной рукой и нежно поцеловал в лоб.
— Не будет, — ответила я. — А ты? Думаешь, тебя не будет напрягать вечная жара в доме? Я ведь мерзлячка.
— Будет. Но я привыкну.
Я поцеловала его в шею — куда смогла дотянуться. Вставать на цыпочки ноги отказывались. Бен застонал. Я чувствовала себя всемогущей оттого, что могла вызвать у него такую реакцию без всяких на то намерений. Я чувствовала себя одной из тех женщин, каждый жест которых, даже самый невинный, обладает неотразимой привлекательностью. В своем доме я ощущала себя Клеопатрой.
Я игриво поводила носиком по его шее.
— Перестань, — притворно возмутился он, как будто я сделала что-то аморальное. — Мне нужно к семи вернуть грузовик.
— А я что? Я ничего такого не делаю.
— Делаешь! А я страшно устал.
— Я, правда, ничего такого не делаю. И я тоже страшно устала.
— Ну всё! Уговорила!
Бен схватил меня в охапку и потащил в мою спальню. В нашу спальню. Теперь она была завалена его коробками.
— Да нет же, правда, я ничего такого не хотела. Я слишком устала.
— Ладно! Я сам всё сделаю, — заявил Бен. Положил меня на постель и устроился сверху. — Я тебя люблю, — сказал он и начал обцеловывать мое лицо и шею. — Я так сильно тебя люблю. Я ощущаю себя самым везучим парнем на свете.
— Я тоже тебя люблю, — ответила я, но не знаю, слышал ли он меня, всецело занятый кое-чем другим.
Полчаса спустя я лежала обнаженная на нем и спрашивала, не отвезти ли его в больницу.
— Нет, нет! Наверное, я просто потянул спину.
— Как старичок, — поддразнила я его.
— Ты посмотри, сколько хрени я сегодня поднял! — Бен поморщился от боли. — Подай мне, пожалуйста, трусы.
Я встала и подала ему боксеры. Затем натянула свои трусики, застегнула лифчик и накинула футболку.
— Что будем делать? — спросила я. — Примешь какое-нибудь лекарство? Пойдешь к врачу?
Бен всё еще пытался надеть трусы. Он едва мог двигаться. Не желая видеть его мучений, я помогла ему натянуть боксеры. Затем подняла валяющееся на полу одеяло и накинула на Бена.
— У нас есть ибупрофен? — спросил он.
«У нас». Это самое прекрасное «у нас», какое я когда-либо слышала. «У нас есть ибупрофен?»
— У меня точно нет. А у тебя в каких-нибудь коробках?
— Да, в коробке с надписью «Ванная».
— Это хорошо. Сейчас вернусь.
Я чмокнула его в лоб и ушла в гостиную. Пробежавшись взглядам по коробкам в комнате, я нашла нужную. Она стояла под грудой других тяжелых коробок. Мы ее выгрузили одной из первых. Пришлось передвинуть коробку за коробкой, чтобы добраться до нее. Внутри же оказался целый лабиринт. Через целую прорву времени мне наконец удалось выудить ибупрофен и принести Бену таблетки вместе со стаканом воды.
Скривившись от боли, Бен слегка приподнял голову и поблагодарил меня.
— Не за что, — ответила я.
— Элси, — почти простонал он.
— Да?
— Тебе придется самой вернуть грузовик.
— Без проблем, — сказала я.
Честно говоря, меня совсем не прельщала мысль о том, чтобы проехаться на грузовике по пробкам Лос-Анджелеса.
— Тебе это… нужно ехать прямо сейчас. До возврата осталось всего двадцать минут. Прости! Я не знал, что ты так долго будешь искать ибупрофен.
Я вскочила и быстро надела джинсы.
— Где ключи?
— На переднем сидении.
— Куда ехать?
— На автостанцию «Ланкершим и Риверсайд».
— Это в долине?
— Там самый дешевый прокат! Я взял грузовик по дороге с работы.
— Ладно, ладно. Я пошла. — Я поцеловала его в щеку. — Ты тут в порядке без меня будешь?
— Да, не волнуйся. Но на всякий случай принеси, пожалуйста, мой мобильный.
Я положила его телефон у постели и направилась к двери.
— Эй, — позвал Бен. — На ужин что-нибудь купишь?
— Конечно, куплю, — отозвалась я. — Геморройчик ты мой.
СЕНТЯБРЬ
Сьюзен появляется на моем пороге ни свет ни заря. В руках у нее упаковка бубликов со сливочным сыром и пакет апельсинового сока, подмышкой зажаты сложенные картонные коробки.
— Я подумала, что легкая закуска нам не помешает, — поясняет она, заходя ко мне домой.
— Очень кстати, — отвечаю я и уношу еду в кухню. — Сначала по бублику?
— Почему бы нет. — Голос Сьюзен тих и раздается рядом со мной, хотя я ожидала услышать его из комнаты.
Я кладу два бублика в мини-духовку, и мы со свекровью идем в гостиную. Сьюзен внимательно осматривает комнату в поисках вещей, которые могли принадлежать Бену. Они ее интересуют не только потому, что она пришла их собрать, но и потому, что это вещи ее умершего сына.
Звякает тостер. Я возвращаюсь в кухню и, обжигая подушечки пальцев, вытаскиваю горячие бублики. Положив бублики на тарелку, суматошно трясу пострадавшими руками в попытке унять боль. Чем это может помочь — не знаю, но так как делаю это чисто инстинктивно, то может, смысл в этом непонятном действе какой-то есть. Сьюзен спрашивает, не сильно ли я обожглась, и на секунду у меня мелькает мысль, что это — мой шанс пойти на попятный. Я могу сказать, что мне больно. Что лучше мне сейчас ничего руками не трогать. А ведь пальцы действительно горят. Может, стоит обратиться к врачу? Но тут я понимаю, что вернусь от врача, а вещи Бена по-прежнему будут лежать на своих местах, ежесекундно бросаясь мне в глаза.