– Ясно, – четко, по-военному отрезал Дыбенко. – Значит так, сейчас мы едем к тебе домой и говорим. С работы уйдешь – не проблема. Один день можно. Надо говорить.
– Да не о чем разговаривать! – Володя только рукой махнул горестно. – Я уже все решил.
– Я сказал едем! – Дыбенко был настроен решительно. – И коньяк хороший возьмем!
Сосновский попытался было протестовать, но друг выдворил его из кабинета…
Позже, уютно устроившись за столом под большим матерчатым абажуром, Володя рассказывал свою историю.
– И я решил… В общем, так, – совсем поникнув, Сосновский допил коньяк, который действительно оказался очень хорошим.
– А теперь слушай меня и слушай очень внимательно, – нахмурился Дыбенко. – Ты мой друг, и я не дам тебе засунуть голову в петлю. А это именно то, что ты делаешь.
– Я не понимаю… – начал было Володя, но Дыбенко резко его оборвал:
– Все ты прекрасно понимаешь! Знаешь, что будет после того, как станет известно о твоем решении?
– К начальству вызовут?
– И это тоже. Но сначала назначат комиссию по «чистке». Ты понимаешь, что это такое?
Володя побледнел. «Чистка» была ужасающим явлением. Он только один раз присутствовал на заседании подобной комиссии, но этого ему хватило на всю жизнь. С 1921 года большевистской партией проводились «чистки» во всех учреждениях. Это означало, что на свет божий извлекалась вся подноготная человека – его происхождение, происхождение его родителей, чем его родители занимались до революции, где он сам был во время революции, когда вступил в партию большевиков или почему не вступил, симпатии к царскому режиму… Воевал ли на фронте, словом – все поступки, подозрения, доносы, все самое мерзкое, сомнительное или наоборот – неопределенное, извлекалось на свет… Человек, которого «чистили», всегда снимался с занимаемой должности.
Если его оправдывали, могли восстановить на работе – но в должности намного низшей, чем предыдущая, и с низшим окладом, пока не выслужится. Но если «чистку» не проходил, документы передавались в НКВД, а человека всегда арестовывали… Нередко дело заканчивалось расстрелом. «Чистили» за все – за пассивность, дискредитацию советской власти, шкурничество, карьеризм, буржуазный образ жизни, разложение в быту… Поводом для «чистки» мог стать любой незначительный донос, любое глупое замечание. Что уж тут говорить о таком серьезном поводе, как развод?
– Ты происхождение свое помнишь? – в лоб спросил Дыбенко, который прекрасно знал всю правду о своем друге – да Володя и не скрывал особо, не в его характере было подличать и прятаться. – И ты хочешь сказать, что твои прежние весьма сомнительные заслуги спасут бывшего князя? Ты знаешь, сколько твоих прямых родственников живет сейчас в Париже? И ты надеешься, что после «чистки» князь Сосновский выйдет с заседания комиссии живым и невредимым?
– Я не думал об этом, – растерялся Володя.
– Да ты ж работал и в царских газетах, не только в большевистских, – напомнил Дыбенко, – ты разогнал отряд призраков! Ты ведь знаешь и сам, что после шумихи большевики закрыли этот проект. Ты был связан с бандами Михаила Японца. Красная власть сейчас делает все возможное, чтобы забыли этого персонажа. А вот тебе его живо припомнят!
– Так глубоко копать… – Володя пожал плечами.
– Ты шутишь? – Дыбенко смотрел на него прямо в глаза. – Ты не просто попрощаешься со своей должностью и больше никогда не будешь работать в газете! Ты попрощаешься со своей жизнью!
– Пускай, – Володя махнул рукой и налил себе коньяк.
– Ладно, сделаем вид, что я этого не слышал! – отрезал Дыбенко. – Ты хоть знаешь, сколько доносов лежит на тебя в НКВД?
– Ты о чем? – Володя не поверил своим ушам.
– Начальник городских чекистов мой приятель, иногда выпиваем вместе, – признался Дыбенко. – Так вот, он мне и рассказал, что доносов на тебя – уже цельная папка! Пухлый том!
– Да кто же их пишет? – растерялся Сосновский.
– Как это кто? – Дыбенко пожал плечами. – Да все – знаешь, время такое! Сотрудники твои пишут, соседи пишут, бывшие бандиты тоже… А жена? Как ты думаешь, с чего я к тебе так внезапно пришел? Твоя бывшая жена уже просто папку доносов в НКВД настрочила! Ну, как я понимаю, с того момента, как ты от нее ушел. Ты и в Париж бежать собираешься, и белый шпион, и китайский император… В общем, хватает всего!
– Но это же подло… – начал было Володя и вдруг осекся – перед его глазами вдруг стало лицо Патюка.
– Пока я могу тебя прикрывать, ходу этому никто не даст, – веско сказал Дыбенко, – все понимают – ну семейные ссоры с женой. Но если ты подашь на развод – конец всему, я уже ничем не смогу тебе помочь…
Володя угрюмо молчал.
– Политика партии о плюрализме мнений хороша на бумаге, – вздохнув, продолжил Дыбенко, – а твоя работа в газете? Сколько ты к этому шел? И ты же любишь свое дело. Сможешь не писать? Ну так на что ты жить будешь? Стоит потерять все ни за что?
– Как это ни за что? – возмутился Володя.
– Ну не живи с ней, – рассердился Дыбенко. – Не разговаривай никогда в жизни. Не подходи даже… Вообще ничего, но подавать на развод не смей. Помни свое прошлое…
– А что мое прошлое? – Володя вдруг прищурился. – А Котовский? Котовский же бывший налетчик, как Мишка Япончик!
– Ну, это ты загнул! – засмеялся Дыбенко. – Григорий Иванович сейчас второй после Фрунзе человек в республике.
– Ну ты-то знаешь, что он бандит! – вырвалось у Володи.
– Это ты будешь бандитом после того, как закончится «чистка». Мертвым, – жестко усмехнулся Дыбенко. – А Котовский – красный герой. На таких равняться надо! Во власти свой человек.
– Не понимаю я эту власть… – снова в сердцах произнес Володя.
– Будем считать, что и этого я не слышал, – заключил Дыбенко, – а ты ничего не говорил. Ляпнешь при ком-нибудь, я уже не смогу тебя спасти. И давай сделаем так. Ты уж послушай мои слова серьезно. Бей этой своей морду, либо игнорируй до конца жизни. Ну заведи себе хоть сотню девок – один хрен. В общем, что хочешь, то и делай. Никто тебя и пальцем не тронет. Но разводиться – не смей. Тебе жить и жить еще! А иначе ты зачеркнешь всю свою жизнь из-за какой-то тупой шлендры! Да у тебя еще сотня будет лучше, чем она! Не делай глупостей!
Дыбенко был слишком убедительным. Они досидели допоздна. Потом Павел уехал домой. И снился Володе сон – мост на Фонтанке в его родном Петербурге. Сжимая в руках кружевной зонтик, Таня бежала ему навстречу. И у нее, как прежде, светились глаза…
Глава 13
Смерть мальчишек с Жеваховой горы. Расследование Володи. Разговор с доктором Петровским
Туман отступил, и по-весеннему жаркое солнце подсушило лужи, оградив их кромкой сухого песка. Лужи эти были какие-то странные – на Жеваховой горе было несколько слоев почвы – глинистая, ил, песок, почти бесплодный слой черной земли и снова – глина с песком… В окрестностях не росло почти ничего. Причиной, судя по всему, были солончаки, которые тянулись дальше, к лиману. Именно потому, что в этих местах ничего и не росло, жители окрестных мест были беднее обитателей Пересыпи.